Марина Наумова - Наверху

Или умереть — для любого Изгнанника эта перспектива была ближе и вероятней.

Красота дикой природы была неоспорима — но не стоило забывать и о ее жестокости.

И все же до чего приятно было стоять вот так, никуда не торопясь, позволяя траве и ветру щекотать тело и глазам — слезиться от чистого, не прикрытого ничем, солнца.

Пусть даже здешние хищники уже почуяли добычу, ведь не нужно обладать тонким нюхом, чтобы распознать запах жертвы — искусственный раздражающий запах жидкости, растворявшей хитин на теле осужденного, чтобы облегчить охоту.

«Что ж, так оно, может, и лучше, — подумал Изгнанник. — Конец придет быстрее… Мы все же становимся гуманнее — около ста периодов назад верхний слой кожи попросту сдирали… И везло тем, кто был близок к линьке: надо полагать, эта процедура была более чем неприятной… А так — во всяком случае, я могу перед смертью насладиться прикосновением ветра и солнца… Спасибо, Господи, что ты напоследок подарил мне это счастье!» Он действительно был счастлив — как любой, поверивший, что смысл жизни наконец ему открылся.

Позади возникло какое-то движение, уже не похожее на вызванное ветерком: кто-то осторожно пробирался между толстыми, оплывшими корой, как жиром, древесными стволами.

— А, ты уже здесь? — чуть слышно спросил Изгнанник. — Ну что ж, не стесняйся. Я не убегу…

Движение прекратилось — сильное тело замерло в кустах, припав к земле.

«Медлит… — отметил Изгнанник. — Пусть… Я тоже не тороплюсь. Когда мой час придет, я это узнаю. И минуты уже не играют никакой роли… Зато какое чудесное воспоминание я унесу с собой во Тьму! Может, она станет от этого немного теплее».

Почти прямо перед носом Изгнанника закружилась в воздухе пестрокрылая стрекоза, и он принялся наблюдать за ее полетом, стараясь забыть о чужом взгляде, щекочущем затылок.

Это удавалось плохо: мысли Изгнанника постоянно возвращались к тому, кто ждал в кустах.

— А ты ведь не убийца, — снова заговорил он с невидимым охотником. — Я знаю. Может, ты сыт… Может — тебе просто любопытно. Во всяком случае, я не чувствую в тебе зла. Дитя природы… Ты убиваешь ради еды и не знаешь ни ненависти, ни жестокости, — он повернулся в сторону кустов, повинуясь привычке видеть глаза собеседника. — Может, потому твои дела и простительны… Ты просто живешь… А может, ты еще мал и только учишься охотиться?.. Нет, страх твой тоже молчит… Ну, не хочешь показываться — как хочешь!

Между листьями Плоского куста вспыхнули на миг две яркие точки — и тут же погасли. Но этого было достаточно, чтобы путаные желто-зелено-черные линии ландшафта в этом месте разделились на принадлежащие общему фону и расположенные на короткоухой звериной голове — здесь они были симметричней и зеленая кайма черных полос, окружавших глаза, выглядела более тусклой.

— Одинокий… — констатировал Изгнанник. — Я тебя узнал. А ты вовсе не такой уж маленький; у тебя, должно быть, хорошие клыки… Ну что же ты прячешься? Я ведь тебя заметил…

Как ни странно, потенциальный убийца вызывал у него скорее любопытство.

Подождав несколько секунд, Изгнанник неторопливо пошел в сторону Плоского куста.

Зверь привстал, не зная, нападать ему или спасаться бегством.

— А, вот в чем дело! — повеселел Изгнанник. — Ты ждешь, чтобы тебе просигналил мой собственный страх! Ну уж прости, братишка, — не умею… То есть вру, я умею бояться, просто сейчас не получается… Вот так.

Он развел щупальцами. Глаза зверя вновь загорелись, на этот раз со смутной тревогой.

— Ну а меня бояться уж и вовсе не стоит, — продолжал монолог Изгнанник. — Справиться со мной тебе ничего не стоит. Ну так как, что ты надумал? Если не собираешься меня есть — уходи и не мешай мне любоваться твоим лесом…

Попутно Изгнанник заметил, что кроме Одинокого неподалеку появился кто-то еще. Это было странно: Одинокого не случайно так называли. Но где-то сзади находилось теперь по меньшей мере пять невидимых особей, достаточно крупных, чтобы Изгнанник мог ощутить их приближение. Ни зубаны, ни мелкие стайные не могли идти вот так…

Внезапно лес наполнился гиканьем, ветки затрещали и вокруг Изгнанника возникли его соплеменники, замотанные в пучки очень длинной травы. Тяжелые палки и камни виднелись в их щупальцах и лапах. Увидев их, Одинокий мгновенно испарился.

— Новичок! — прямо перед Изгнанником встал крупный калека с уже вновь отвердевшим панцирем. От левого щупальца у него осталось меньше половины, а вместо левой лапы торчала короткая культя. — Наша община Изгнанных приветствует тебя!

Подошли и остальные. Изгнанник сразу отметил, что большинство из них носили на себе следы жестоких драк. В лучшем случае у них не хватало отдельных пальцев и наконечников, в то время как другие калеки теоретически должны были навсегда остаться в больницах под опекой Сестер.

— Здравствуйте, — принял приветственную позу новичок.

— Идешь с нами, — заявил все тот же первый. — Если не хочешь погибнуть. Гарантий мы тоже не даем: таких, как ты, к нам приходят сотни, выживают же только настоящие мужчины — но, может, от тебя будет толк. Кто ты и за что ты здесь?

— Меня обвинили в государственной измене, — сообщил Изгнанник. — Но я всего лишь выполнял свой долг и не имел выбора.

— А! Оппозиция! — ехидно обрадовался кто-то сбоку. — Ну, такие долго не живут. Дикий лес не любит политиков…

— Молчи, Коротконосый! — цыкнул на него Вожак. — Мы все не любим политиков — от них всегда мало толка и много шума. Но среди них попадаются и толковые люди… Вспомни Полпериода Ночного — он умер как герой… Как тебя зовут?

— У меня нет имени, — понурился Изгнанник. — Я был Священником.

— Вот это да! — поразился кто-то, и остальные тоже не остались безучастными.

— Странно, — крутанул здоровым щупальцем Вожак. — Не могу себе представить, чтобы Священник — и занимался политикой… Но все бывает. Потом ты расскажешь свою историю — а сейчас мы все пойдем в норы. Укрепление против зубанов все еще до конца не восстановлено. Тебя мы будем называть просто Новый. Не возражаешь? Правильно делаешь. Мне нельзя возражать: те, кто делают это, погибают. Предупреждения даются трижды, приказы не дискутируются. Все ясно?

— Пожалуй, — неопределенно пошевелился Изгнанник.

— Тогда — вперед. И помни, у нас не любят шутить. Или ты с нами — или ты мертвец. Хочешь выжить — слушайся… Пошли!

И украшенная травяными повязками толпа сорвалась с места, набирая скорость.

3

Сложнее всего было привыкнуть к их одинаковости — и Рипли все время чувствовала себя неловко, общаясь со своими гостеприимными хозяевами с Нэигвас. Более или менее она могла узнавать изящную женщину с почти непроизносимым именем Нфтрлу Ыхрл — остальные были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы. Одинаковая одежда только усиливала сходство. Казалось, более чужие для человеческого взгляда, а значит, теоретически более похожие друг на друга, собратья Скейлси, в сравнении с жителями Нэигвас были наделены сверхиндивидуальностями.