Георгий Яковлев - Реликтовая роща

— Тонко подмечено, очень тонко. Но я, видишь ли, всегда считал, что работа остается работой в любом месте. Турпоход, который мы действительно сейчас совершаем, имеет с нею один общий признак: способ передвижения.

Почему-то шутка задела его за живое, и это было неприятно. Он недовольно передернул плечами, лямки рюкзака жалобно застонали. Павлухин пристыженно молчал, и тогда Ладуха примиряюще добавил:

— Тебе ли не знать об этом — немало, наверное, походил!

— Ну, конечно, я же понимаю, — согласился Павлухин. — Но все-таки у вас чаще бывают минуты, которым можно позавидовать.

— Бывают, — неохотно бросил геолог. — Преодоление и прочая ерунда. Может быть, кто-нибудь и находит в этом удовольствие, но я, к примеру, весь день мечтаю только о том, как после работы искупаться в ключе. В общем, разговор не к месту… Ты лучше вот что скажи, все же кандидат наук: почему же ты пошел черт знает куда, черт знает с кем и черт знает зачем?

Павлухин не очень искренне засмеялся:

— Сразу три черта. Можно бы добавить и четвертого: а черт его знает! В конце концов не это важно. Главное — пошел.

— Для меня важно. Постарайся ответить, — настаивал Ладуха.

— Если серьезно, то нам оказалось по пути. Через день я все равно выезжал бы на базу экспедиции.

— Об этом я уже слышал.

— Тем более, стоит ли повторяться?

Но геолог упрямо молчал, и Павлухин, испытывая внутреннее сопротивление, объяснил:

— Терпеть не могу говорить об очевидных вещах! Растение очень необычно, оно мне незнакомо и… кажется, вообще неизвестно науке. Вполне понятное любопытство — что же тут странного? К тому же, — язвительно добавил он, — я был польщен высоким мнением о моей эрудиции: я все-таки океанолог, а не ботаник.

— Сгодится. Что ботаник, что ты — никакой разницы… — Ладуха помолчал. — Ну, а положим, все это искусная подделка?

Павлухин раздраженно пожал плечами:

— Что за ерунда?! Для подделки сделано слишком искусно. Очень сложно, а значит, дорого. Кому это нужно?

— Может быть, ты успел что-то проверить?

— Когда? При такой-то спешке! Просто у растения очень необычный облик: и листья, и почка, и, наконец, эта шишка с орехами. Признаюсь, один орех я разбил, взял на душу грех. Скорлупа очень прочна, а внутри нет ничего, кроме красноватой пыльцы… Я уверен, это трудно подделать. Хотя, с другой стороны, существование подобной флоры не согласуется со здравым смыслом.

— Почему? Странная окраска?

— Не только. Существенней другое: если они и осуществляют фотосинтез, то наверняка не с помощью хлорофилла. Кроме того, в растении совсем мало воды: самое большее, несколько процентов. Это очень нетипично для растений и вообще для живых организмов, потому что вода, как известно, универсальный растворитель. И…

— Говори, — поторопил Ладуха.

— Я сделал одну глупость… Собираясь в дорогу, поставил ветку в банку с водой. И через полчаса от ветки осталась только дурно пахнущая слизь. Это уже не лезет ни в какие ворота.

— А, черт! — выругался геолог. — О воде я почему-то не подумал. Нелогично: там было очень сухо…

Дорога, шедшая вдоль борта древней речной террасы, свернула вправо, пересекая ключ, струившийся среди зеленовато-серых валунов хилыми, изнуренными жарой струйками, и пошла рядом с руслом по хрустящему галечнику.

— Ну, принес я тебе веточку, — с непонятной настойчивостью гнул свое Ладуха. — Так ведь можно ввести какие-нибудь химические вещества, и вот тебе объяснение и необычного цвета, и дурно пахнущей слизи. Листья и почки? Какой-нибудь гибрид или мутант. Орешки можно закалить. Как видишь, фальсификация вполне допустима и не очень дорога.

— Да что ты, в самом деле! — в сердцах отозвался Павлухин. — Я же не слепой — могу отличить подделку такого сложного объекта!

— Только не вали все на интуицию, — предупредил Ладуха. — Тут я смело даю тебе сто очков вперед.

Павлухин глубоко вздохнул и смиренно сказал:

— Ну, хорошо. Будем считать, что у тебя очень правдивые глаза. И я поверил тебе на слово.

Геолог засмеялся.

— Какие занимательные пошли нынче кандидаты. Это надо же — поверил на слово! Очень ненаучный подход к вопросу. И у кого! У мужа науки. В конце концов, — притворно вздохнул он, — тут не полюс недоступности, и можно было бы найти кого-нибудь другого.

— Разумеется, в этом нет никакой проблемы, — с предельным безразличием ответил Павлухин. — Так сказать, слепой случай.

— Случай, случай! В том-то и беда, что мы все отдаем на волю случая. Если бы я не притащился в твой институт, был бы тебе случай.

Ладуха неожиданно остановился.

— Стоп! Дальше пойдем без дороги. Вон туда, вверх по склону. Давай немного отдохнем.

— Я не устал.

— Отдохнем, нам не к спеху.

Он осторожно опустил свой колоссальный рюкзак и присел на траву. Дотянулся до куста барбариса, обломил верхушку с молодыми листьями. Пожевал.

— Неплохо, кисленькое. Попробуй.

— Не хочу, — отказался Павлухин. Настроение у него портилось самым решительным образом.

«Какой двусмысленный человек, — с неожиданно острой неприязнью подумал он. — И ведь не успокоился еще, что-то такое про себя готовит: неприятность какую-нибудь или каверзу приберег. По глазам видно, что разговор только начинается. Какого же дурака я свалял!.. Авантюрист! Тащил этот дурацкий рюкзак, не рюкзак даже, а целый дирижабль. Что там может быть? В нем весу, наверное, килограммов сто, не меньше…»

Ему опять припомнились и та бесцеремонность, с которой Ладуха подошел к нему в коридоре института, и та фамильярность, с какой он в первые же минуты знакомства начал обращаться к нему на «ты»…

Ладуха отбросил общипанную веточку и с рассчитанным вызовом сказал:

— Я знаю, почему ты мне сразу и безоговорочно поверил. Ты сразу почувствовал, что в этом что-то есть, разве не так? Ведь это бросается в глаза, тут и непосвященному ясно, что пахнет открытием. А у тебя отличный нюх на новенькое. И, скажу тебе откровенно, это совсем неплохо.

В первое мгновение Павлухин опешил от неожиданности, а потом смертельно оскорбился. Теперь ему все стало ясно — по крайней мере, он так считал. Возмущенный до глубины души, он резко выпрямился и, едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы:

— Ах, вот оно что… Вот к чему ты клонишь всю дорогу! Какого же черта ты меня сюда притащил! Я тебе кто — мальчик для битья? В конце концов я не напрашивался в попутчики!

Ладуха смотрел на него нарочито равнодушным взглядом, и это тоже было очень обидно.

— Эк тебя! — наконец хмыкнул геолог. Казалось, такой поворот в разговоре его вполне устраивает.