Юрий Манаков - Эпилятор

Вдоль реки шел пятнадцать дней и никаких особых проблем не испытывал. Пил чистую воду из реки и ручьев, впадающих в нее. Отдыхал, когда хотел, и никак не мог понять, что это такое - муки голода и почему люди мрут от голода как мухи. Иногда, в солнечный день останавливался на высоком обрывистом берегу реки и с интересом наблюдал, как на глубине, освещенные ярким светом, среди коряг стоят или вверх по течению плывут живые торпеды. Это казалось интересным и красивым, но как их достать, представить себе не мог. Да и нужно ли?

Несколько раз нос к носу сталкивался с медведями - все-таки шел я по их тропе. Молодые медведи уступали дорогу мне, убегая в кусты, старикам - уступал я, осторожно отходя в сторонку.

К вечеру пятнадцатого дня вышел к большому озеру. В него впадала река. На противоположном берегу разглядел хуторок. По всему выходило, - осталось последний раз заночевать в лесу. Покатал эту мыслишку в голове и понял, что особой радости не испытываю. В лесу мне жилось хорошо.

А утром проснулся у себя в постели.

В сухом остатке после странного приключения - испарились четырнадцать килограммов собственного веса и вся старая одежда повисла на мне, как на вешалке. Никаких проблем со здоровьем и лишь трудности с поиском разумного объяснения для двухнедельного отсутствия…

Всю зиму и весну размышлял над произошедшим и решил - нужно что-то делать! Летом, ближе к осени, нашел концы и напросился в компаньоны к местному браконьеру в Архангельской губернии. Вместе с ним посетил один из притоков Мезени. Речка оказалась один в один с рекой из Нового мира. Ну, может чуть меньше.

В результате вояжа на Мезень стало понятно, что все две недели, голодая, шел рядом с необъятной бочкой с едой… Достаточно было нарезать ивовых прутьев, сплести за пару часов вершу, воткнуть ее на подъем на перекате на ночь - и все проблемы с диетическим мясом решены. Причем, оставить на перекате нужно не на всю ночь, а максимум на часок. Если держать на перекате до утра, то вершу придется не вынимать, а выкатывать на берег.

На следующий год отправился на юг в Астрахань. Добрался до Главного Банка в низовьях Волги и 'постоял' с недельку рядом на берегу. Половил рыбку на Раскатах. Красота. И отдохнул от души, и квалификация осталась. Дальше, больше.

Внедрение произошло на втором курсе института, во время производственной практики. Начался второй этап. Снова перед сном почувствовал на себе тяжелый давящий взгляд и… проснулся на старом месте в Новом Мире там, где закончил в прошлый раз пятнадцатидневный голодный поход.

В этот раз я осмотрел окрестности уже другими глазами, - не как проситель и испуганный мальчик, а как Завоеватель, расправив плечи. Наметанным глазом отметил не только избушку, но и лодку у берега, явно рукотворный заборчик у притока, чтобы удобнее ставить вершу, сеть, развешанную для просушки, и другие милые сердцу мелочи. Судя по травам и состоянию листвы, здесь в самом разгаре лето. Спать я лег в шерстяном тренировочном костюме и шерстяных носках: практика у нас полевая, а под Москвой в мае, нередко случаются ночные заморозки, когда в кружках с водой, оставленных за стенами палатки, поутру можно обнаружить толстую корку льда. Здесь же было тепло и я расстегнул молнию на костюме. Затем подумал и снял носки, запихнув их в боковые кармашки. Пошевелил пальцами ног в мягкой траве - нормально. Вдохнул полной грудью пронзительно чистый воздух и направился в обход озера к дому.

По дороге пришлось форсировать три, впадающих в водоем, ручья. Первый оказался глубиной метра два. Я разделся до трусов, переплыл водную преграду и пошел дальше, неся одежонку упакованную в один сверток.

Рядом с домом, на берегу третьего по счету ручья, стояла маленькая избенка. Почерневшая от времени древесина, вросшие в землю и покрытые мхом стены - все говорило, что лет ей немало. Осторожно приоткрыв массивную низкую дверь, висящую на кожаных петлях, заглянул внутрь. Это оказалась банька и топилась она по-черному. В углу присоседились две деревянных кадушки, скамья, на которой стоял черпак, закопченные стены и горка каменных булыжников. Прикрыв дверь, решил одеться и направился дальше, осторожно переступая босыми ногами по еле заметной тропке.

Сам хутор обретался на возвышенности. От баньки до него шагов двести не более. Дом представлял собой, объединенный под одной крышей по форме буквы 'Г' - жилой и хозяйственных блок. Все строения сделаны из массивных бревен. Почерневшая от времени древесина, свидетельствовала, что стоят постройки не менее ста лет.

Остановившись в центре двора, огляделся и прислушался. В пристройке всхрапнула лошадь, а в доме, кто-то уронил тяжелый предмет. Через пару секунд дверь распахнулась и в проеме показался мужик. Босой, в холщовой рубахе и портах, перепоясанный ремнем, на котором висел приличный тесак в ножнах. Косматая шевелюра, окладистая борода и крепкое сложение. Прислонившись к косяку двери, он несколько минут исподлобья сверлил меня взглядом. Затем отлепился от подпорки, огляделся по сторонам, спустился с крыльца и направился ко мне. Остановился в двух шагах и, продолжая сверлить взглядом, то ли сказал, то ли спросил, как плюнул.

– Благородный?

Я никогда не считал себя полиглотом, но его хриплое карканье понял без переводчика, а затем без напряжения, мысленно, добавил к его фразе, свою, но еще короче. - Мля! - Как выяснилось гораздо позже, этот диалог у нас состоялся на подгорном диалекте синегорских племен.

Затем хуторянин медленно вытянул свой тесак, шагнул ко мне и ткнул ножом в живот. Удар оказался бесхитростный и небрежный. Я на автомате взял его на прием, завернул руку за спину и вынул из ослабевшей ладони нож. Слегка отодвинувшись, пинком под зад отправил хозяина обратно к крыльцу. Когда мужик повернулся ко мне снова, я махнул рукой и вогнал нож в косяк двери у него за спиной. Хозяин проводил тесак взглядом, хмыкнул, поднялся на крыльцо, вытащил нож и вложил в ножны. Бросив на меня косой взгляд, кивнул.

– Заходи.

В помещении мы сели за стол друг против друга. Минут пять хозяин молча продолжал рассматривать меня. Затем вытянув свою левую корявую клешню ладонью вверх, приказал.

– Дай руку!

Я вложил в его руку свою кисть. Посмотрев на ладонь, мужик мозолистым пальцем правой руки с глубоким трауром под ногтем провел по моей мягкой ладошке и уже твердо констатировал.

– Благородный! - Выпустил руку и задал неожиданный вопрос.

– Учиться будешь? - Не очень представляя, что это означает, я, в первый момент, споткнувшись из-за непривычной артикуляции на вроде бы хорошо знакомом и простом слове, прорычал ему в ответ на синегорском языке.