Стивен Бакстер - Око времени

И вот теперь, когда Мать вглядывалась в небо, ее поле зрения вдруг пересекла звездочка – медленная, уверенная и целенаправленная, как кошка. Звездочка была настолько яркая, что отбрасывала тень. Удивление и страх сражались в сердце Матери. Она подняла руку, но до плывущей звездочки не дотянулась.

Посреди ночи Индия лежала, окутанная глубокой тьмой. Но в тех местах, где поверхность вращающейся планеты купалась в лучах солнечного света, было заметно мерцание. Коричневый, зеленый, синий – вспыхивали пятнышками, словно в земле открывались крошечные дверцы. Волна едва заметных перемен передвигалась вокруг планеты, будто дополнительная линия границы дня и ночи.

Мир вокруг Матери зазнобило, и она крепче прижала к себе детеныша.

Утром стая растревожилась. Воздух в этот день стал более холодным и каким-то резким, в нем ощущалось нечто такое, что человек назвал бы наэлектризованностью. А еще – странный свет: яркий и размытый. Даже здесь, в глубинах леса, дул ветер, шуршал листвой деревьев. Что-то стало иным, что-то изменилось, и животные волновались.

Мать смело пошла навстречу ветру. Дочь, пискляво стрекоча, двинулась следом за ней, опираясь о землю костяшками пальцев рук.

Мать добралась до опушки леса. На равнине, где уже царило солнечное утро, не было заметно никого. Мать огляделась по сторонам. В ее сознании сверкнула крошечная искорка озадаченности. Разум обезьяны, приспособленный к жизни в лесу, плоховато анализировал происходящее на равнине, но все же Матери показалось, что местность стала иной. Вчера здесь, точно, было больше зелени, а у подножия голых холмов стояли чахлые рощицы. А по дну того оврага с сухими стенками бежала речушка. Но наверняка судить было трудно. Воспоминания у Матери, и так всегда смутные, уже гасли.

Но в небе что-то было.

Не птица – потому что оно не двигалось, не летело. И не облако – потому что было твердое, с четкими очертаниями, круглое. И оно светилось – почти так же ярко, как солнце.

Привлеченная зрелищем, Мать вышла из тенистого леса на открытое пространство.

Она стала ходить туда-сюда под странным объектом и разглядывать его. Он был размером примерно с ее голову, и из него струился свет – вернее, свет солнца бликами отражался от него, как отражался бы от поверхности ручья. От объекта ничем не пахло. Будто плод, висевший на ветке, – но дерева не было. Четыре миллиарда лет адаптации к неизменному полю гравитации Земли заострили особый инстинкт, и Мать догадывалась, что такой маленький и прочный предмет не мог без поддержки висеть в воздухе: это было что-то новое, и поэтому этого следовало опасаться. Однако предмет не падал на Мать и даже не думал никоим образом на нее нападать.

Она встала на цыпочки и пристально уставилась на блестящий шар. И увидела два глаза, глядящие на нее.

Мать зарычала и встала ровно. Но парящий в воздухе шар никак на это не отреагировал, а когда обезьяна снова присмотрелась к нему, она поняла, в чем дело. Шар отражал ее – пусть искривленно и искаженно, но это были ее глаза: такими она их раньше видела, глядя на гладкую поверхность спокойной воды. Из всех животных на Земле только представители этого вида могли узнавать в таких отражениях себя, поскольку только они были наделены подлинным самосознанием. И все же Мать смутно догадывалась, что при всем том парящий в воздухе шар не просто отражает ее, но и смотрит на нее, как она смотрит на него. Так, будто он сам – огромное Око.

Мать вытянулась во весь рост, но, даже стоя на цыпочках, она не могла своими длинными руками обитательницы деревьев достать до шара. Будь у нее побольше времени, она бы, пожалуй, сообразила, что нужно найти что-нибудь, на что можно было бы встать, чтобы дотянуться до шара, – камень, скажем, или кипу хвороста.

Но тут закричала Дочь.

Мать опустилась на четвереньки и, еще не успев понять, что происходит, припустила бегом. А когда она увидела, что происходит с ее детенышем, она оторопела от ужаса.

Над Дочерью стояли два существа. Они походили на обезьян, но были высокими и держались очень прямо. До пояса они были ярко-красные, будто вымокли в крови, а лица у них были плоские и безволосые. И они завладели Дочерью. Они набросили на малышку что-то вроде лиан или лоз. Дочь брыкалась, визжала и кусалась, но два высоких существа легко опутали ее лианами.

Мать подпрыгнула, вопя и оскалившись.

Одно из красногрудых существ заметило ее. Его глаза округлились от испуга. Он схватил палку и швырнул ее в обезьяну. Что-то немыслимо тяжелое ударило Мать по виску. Она бежала быстро и была довольно тяжела, поэтому по инерции ее швырнуло прямо на красногрудого, и он не удержался на ногах. Но перед глазами у нее вспыхивали искры, а рот наполнился кровью.

На востоке из-за горизонта выплыла завеса клубящихся черных туч. Послышалось далекое рокотание грома, вспыхнула молния.

2

«ПТАШКА»

В момент Разрыва Бисеза Датт находилась в воздухе.

Она сидела на заднем сиденье в кокпите вертолета, поэтому поле ее зрения было ограничено. Смех и грех: ведь ее миссия как раз заключалась в наблюдении за поверхностью земли. Как только «Пташка» набрала высоту, Бисеза увидела аккуратные ряды сборных ангаров базы, выстроенных четко, по-военному. Эта база ООН находилась здесь уже тридцать лет, и эти «временные» постройки приобрели некоторый обшарпанный шик, а проселочные дороги, разбегавшиеся в разные стороны по равнине, стали утрамбованными.

«Пташка» поднималась выше, база превратилась в пятно побелки и камуфляжного брезента, а потом и вовсе потерялась на огромной ладони земли. Местность была невзрачной. Лишь изредка кое-где мелькала серо-зеленая поросль – в тех местах, где за жизнь сражались горстки деревьев и чахлой травы. Но вдалеке, на горизонте, возвышались горы – величественные, с белыми снеговыми шапками.

«Пташку» качнуло вправо, и Бисезу швырнуло к вогнутой стенке кабины.

Кейси Отик, первый пилот, потянул в другую сторону ручку управления, и вскоре полет выровнялся. «Пташка», сбавив высоту, полетела над каменистой землей. Пилот обернулся и усмехнулся, глядя на Бисезу.

– Прошу прощения. В прогнозе погоды и в помине не было таких порывов ветра. Вечно эти умники метеорологи чего-нибудь набрешут. Вам как там, сзади, ничего?

Его голос в наушниках Бисезы звучал оглушительно громко.

– Как на заднем сиденье «Корвета».

Пилот улыбнулся шире, продемонстрировав ровные зубы.

– Орать не обязательно. Я вас по радио слышу. – Он постучал пальцем по шлему. – Ра-ди-о. У вас, что, в британской армии его еще нет?

Абдыкадыр Омар, второй пилот, глянул на американца и неодобрительно покачал головой.