Герберт Уэллс - В пучине

— Но зачем канат? — спросил Стивенз. — Почему бы грузы не прикрепить прямо к шару?

— Во избежание сильного толчка там, на дне. Ведь вся эта махина помчится вниз, миля за милей, и, наконец, достигнет безумной быстроты. Все разлетелось бы вдребезги, если бы не канат. Но грузы ударятся о дно, и тогда сразу же скажется пловучесть шара. Он будет опускаться все медленнее и медленнее, наконец, остановится и тогда снова начнет подниматься.

Вот тут-то и начнет работать механизм. Как только грузы ударятся о дно, брус толкнется вверх и пустит в ход часовой механизм; тогда канат начнет накручиваться на вал. Я буду притянут на дно. Там я пробуду с полчаса, зажгу электричество и осмотрю кругом дно. Затем часовой механизм освободит пружинку с ножом, канат будет перерезан, и я опять помчусь вверх, как пузырь в стакане содовой воды. Самый канат и поможет мне всплыть.

— А что если вы случайно ударитесь о какое-нибудь судно? — спросил Вэбридж.

— Я будут подниматься с такой быстротой, что пройду сквозь него, как пушечное ядро. Об этом беспокоиться нечего.

— Ну, а представьте себе, что какое-нибудь ловкое ракообразное заползет в ваш механизм.

— Да, когда я об этом думаю, то начинаю соображать, что лучше было бы мне не отправляться, — сказал Эльстэд, повернувшись спиной к морю и взглянув на шар.

К одиннадцати часам Эльстэда уже спустили за борт. День был тихий, ясный, а горизонт окутан дымкой. Электрический свет в верхней части шара три раза весело блеснул. Затем шар медленно спустили на поверхность воды; на корме стоял матрос, готовясь перерезать тали, соединявшие шар с его грузами. Шар, казавшийся таким большим на палубе, теперь под кормой на воде казался крошечным. Он слегка покачивался на волнах, а его два темных верхних окошка казались двумя круглыми глазами, с удивлением смотревшими на людей, которые толпились у поручней на борту. Послышался голос, спрашивавший, как-то Эльстэд перенесет качку?

— Готово? — крикнул капитан.

— Есть, сэр!

— Отдай тали!

Канат натянулся и был затем перерезан; над шаром, как-то смешно и беспомощно прокатился вал. Кто-то замахал платком, кто-то попробовал крикнуть никем не подхваченное «ура». Мичман медленно считал: «восемь, девять, десять!» Шар еще раз покачнулся, затем, резким движением разбрасывая брызги, напряженно застыл. Мгновение он казался неподвижным, только быстро уменьшался в объеме; а затем его поглотили волны, и он тускло виднелся под водой, увеличенный преломлением. Никто не успел прососчитать и до трех, как он уже исчез. В глубине издали сверкнул белый свет, вскоре превратившийся в светлую точку… и все погасло. Глубина уходила во тьму; видно было, как во мраке проплыла акула.

Вдруг винт крейсера завертелся, поверхность воды заволновалась, акула исчезла, и по хрустальной глади, поглотившей Эльстэда, пробежал поток пены.

— В чем дело? — сказал один из старых матросов.

— Отходим мили на две, чтобы он как-нибудь не ударился о нас, когда всплывет, — ответил ему товарищ.

Судно медленно направилось к новому месту. Почти все свободные люди оставались на палубе, наблюдая вздымавшиеся волны, в которые погрузился шар. В течение получаса вряд ли было произнесено хоть одно слово, прямо или косвенно не относившееся бы к Эльстэду. Декабрьское солнце стояло уже высоко над горизонтом, и жара была изрядная.

— Там, внизу, ему достаточно прохладно, — сказал Вэбридж. — Говорят, что на известной глубине вода в море всегда на точке замерзания.

— Где он всплывет? — спросил Стивенз. — Я не могу сообразить.

— Вот на том месте, — сказал капитан, гордившийся своим всезнанием. Он вытянул палец в определенном направлении, указывая на юго-восток. — Да, как мне кажется, и время уже почти подошло. Ведь он там уже находится тридцать пять минут.

— Сколько нужно времени, чтобы спуститься на дно океана? — спросил Стивенз.

— На глубину пяти миль, считая, что скорость увеличивается на два фута в секунду, понадобится ровно три четверти минуты.

— Так он опаздывает, — сказал Вэбридж.

— Как-будто, — согласился капитан. — Вероятно, несколько лишних минут ушло на намотку каната.

— Да, я забыл об этом, — сказал Вэбридж с очевидным облегчением.

А затем началось ожидание. Медленно протекала одна минута, но шар из воды не показывался. Прошла вторая и все еще ничто не нарушало гладкой поверхности. Снасти были усеяны полными ожидания людьми.

— Покажись же, Эльстэд! — нетерпеливо проговорил старый морской волк с волосатой грудью. И все подхватили его слова и начали кричать, словно в театре, ожидая поднятия занавеса.

Капитан сердито взглянул на них.

— Разумеется, — сказал он, — если скорость увеличивается меньше, чем на два фута в секунду, то он пробудет дольше. Я не вполне уверен в точности этой цифры. В вычисления я слепо не верю.

Стивенз быстро согласился. В течение нескольких минут все стоявшие на шканцах молчали. Затем Стивенз щелкнул крышкой часов.

Когда двадцатью минутами позже солнце достигло зенита, они все еще ждали появления шара, и ни один человек на судне не позволил себе даже шепнуть, что надежды больше нет. Первым высказал эту мысль Вэбридж. Он заговорил, когда в воздухе еще не замер звон колокола, пробившего восемь склянок.

— Я никогда не доверял этому окну, — сказал он вдруг Стивензу.

— Боже милосердный! — ответил Стивенз. — Неужели вы думаете?

— Ну? — сказал только Вэбридж, предоставив остальное его воображению.

— Сам я не особенно верю в вычисления, — повторил с сомнением в голосе капитан, — а поэтому и не отчаиваюсь еще.

В полночь корабль уже медленно описывало круги вокруг того места, где погрузился шар, а белый луч электрического прожектора пробегал, останавливался и вновь разочарованно скользил по пустынной поверхности фосфоресцирующей воды, отражавшей крошечные звезды.

— Если стекло не выдержало и его не раздавило, — сказал Вэбридж, — тогда, чорт возьми, дело обстоит в сто раз хуже. Значит, испортился его часовой механизм, и он, еще живой, сидит там, на глубине пяти миль под нами, заключенный в своем пузырьке, в холодной тьме, куда еще никогда не проникал луч света и где не бывало ни одного человеческого существа с того самого дня, как образовались моря. Он сидит там, голодный и жаждующий, в ужасе, не зная, умрет ли он от недостатка пищи или недостатка воздуха. Аппарат Майера, по всей вероятности, скоро перестанет действовать. Боже мой! — прошептал он. — Какие мы все крошки! Но и какие смелые крошки! Там, внизу, на много миль вода, одна вода, и вокруг нас одна эта водяная пустыня, да небо. Две пропасти!