Ричард Матесон - Тест

«Господи, — думал он, — как хорошо, что ей не пришлось проходить через эти проклятые тесты, хоть в этом ей повезло», — Том никогда не думал, что настанет такой момент, когда он поймет, что случайная смерть Мэри в возрасте пятидесяти семи лет была необыкновенной удачей… Но она умерла еще до введения тестов.

— Оставь мне твои часы, — сердито сказал он сыну. — Завтра ты их получишь с целеньким… э-э-э… стеклом.

Потом Том отвечал на вопросы типа: «Сколько четвертей в пяти долларах?» и «Если я истратил из своего доллара тридцать шесть центов, сколько у меня осталось?»

На эти вопросы нужно было отвечать письменно, Лэс лишь вел контроль времени. Все казалось нормальным и будничным: они с отцом сидели вдвоем за столом, а Терри вязала. В доме было тихо и уютно.

И это было самым страшным.

Жизнь текла своим чередом. Никто не говорил о смерти. Государство направляло повестки, и тот, кто не проходил теста, являлся в специальный государственный участок, и ему делали инъекцию. Закон соблюдался, смертность была на постоянном уровне, проблемы перенаселения не существовало. Все делалось в соответствии с законом, без причитаний и слез.

Но ведь убивали людей, которых еще кто-то любил…

— Не смотри все время на часы, — сказал отец.

— Но, отец, экзаменаторы будут следить за временем.

— На то они экзаменаторы, — огрызнулся Том. — Ты же не экзаменатор.

— Я пытаюсь помочь тебе…

— Так помогай, а не сиди, уставившись на часы.

— Это твой тест, в конце концов, не мой, — краска гнева залила щеки Лэса.

— Мой тест, да, мой тест! — неожиданно взорвался отец. — Все вы заботитесь об этом, не так ли? Вы все, все…

— Отец, ты не должен кричать.

— Я и не кричу.

— Отец, дети спят, — неожиданно вмешалась Терри.

— А мне наплевать…

Том неожиданно смолк и отклонился назад на спинку стула. Карандаш незаметно выпал из его рук и покатился по скатерти. Он сидел дрожа, его впалая грудь тяжело вздымалась и опускалась, а руки на коленях непроизвольно подергивались.

— Я не прошу многого, — бормотал про себя Том. — Не прошу в жизни многого.

— Они еще потребуют, чтобы ты написал имя и адрес, — сказал Лэс, вспомнив, как гордился Том своим почерком.

«Я обману их», — думал Том, в то время как карандаш двигался по бумаге твердо и уверенно.

«Мистер Томас Паркер, — написал он, — 2719, Брайтон Стрит, Блэр таун Нью-Йорк».

— Не забудь число, — добавил Лэс.

Старик написал: «17 января 2003 года», — и вдруг почувствовал, как ледяной холод пронзил все его тело.

Завтра тест.

Они лежали совсем рядом и не спали. Раздеваясь, они перекинулись несколькими словами, а когда Лэс наклонился к ней, чтобы поцеловать жену на ночь, она пробормотала что-то невнятное.

Неожиданно для себя самого Лэс пожалел, что раньше не подписал «требование об изъятии Тома». Для блага их детей и их самих им нужно было непременно избавиться от Тома. Но как облечь это желание в слова и не чувствовать, что ты — убийца! Ты не можешь сказать: «Я надеюсь, что старик завалится, я надеюсь, что они убьют его». Но все другое, что ты скажешь, будет только лицемерием.

«Медицинские термины, — думал он, — диаграммы, показывающие понижающийся уровень жизни, все ухудшающееся здоровье людей и голод — вот какими аргументами они оперировали, чтобы протащить закон. Это была заведомая, не имеющая никаких оснований ложь. Закон же был принят лишь потому, что люди — молодые и среднего возраста — хотели, чтобы их отцы и матери не вмешивались в их личную жизнь, не мешали им жить, как заблагорассудится».

— Лэс, а вдруг он пройдет тест? — спросила Терри. — Лэс?

— Я не знаю, дорогая, — ответил он наконец.

В темноте ее голос был тверд и резок. Это был голос человека, потерявшего терпение.

— Ты должен знать.

Он устало повернул к ней голову.

— Дорогая, не надо. Пожалуйста.

— Лэс, если он пройдет испытание, это означает еще пять лет. Еще пять лет, Лэс. Ты понимаешь, что это значит?

— Дорогая, он не может пройти его.

— А если пройдет?

— Терри, он не ответил на добрых три четверти моих вопросов. У него почти совсем исчез слух, его глаза плохи, сердце никудышное, у него артрит… — Его кулак беспомощно вдавливался в кровать. — Он никогда не пройдет осмотр, — сказал он, весь сжавшись.

Если бы только он мог забыть прошлое и принимать отца тем, кем он был сейчас: беспомощным и назойливым стариком, разрушающим их жизнь. Но ведь невозможно забыть, как он любил и уважал своего отца, трудно выкинуть из головы их совместные путешествия, рыбную ловлю, долгие откровенные разговоры по ночам и многое другое, что связывало отца и его.

Вот почему у него никогда не хватало мужества написать заявление. Форму было просто заполнить, очень просто, гораздо проще, чем ждать очередного теста пять долгих лет. Но это означало просто отмахнуться от отца, просив правительство избавить их от него, как от бесполезного хлама. Он никогда не мог решиться на это.

И все-таки его отцу восемьдесят лет, и, несмотря на отменное воспитание в духе христианских заповедей, оба они — Терри и он — безумно боятся, что старый Том пройдет испытание и будет жить с ними еще пять лет, слоняться по дому, отменяя приказания, данные детям, ломая мебель, стараясь помочь, но только мешая и превращая жизнь в безумную трепку нервов…

Шесть часов утра. Лэс мог не вставать до восьми, но ему хотелось проводить отца. Он выбрался из кровати и тихо оделся, стараясь не разбудить Терри, но она все-таки проснулась.

— Я встану и приготовлю тебе завтрак, — сказала она.

— Ничего, ничего, — сказал Лэс. — Оставайся в кровати.

— Ты не хочешь, чтобы я встала?

— Не беспокойся, дорогая. Я хочу, чтобы ты отдыхала.

Она снова легла и отвернулась так, чтобы Лэс не мог видеть ее лица. Она и сама не знала, почему она плачет: то ли из-за теста, то ли из-за того, что Лэс не хотел ее встречи с отцом. Но остановить слезы она не могла. Ей удалось только сдерживать себя до тех пор, пока Лэс не вышел из спальни.

Затем ее плечи вздрогнули, и рыдания прорвали стену, которую она в себе воздвигла.

Дверь в комнату отца была открыта. Он заглянул внутрь и увидел Тома. Том сидел на кровати и зашнуровывал туфли. Его скрюченные пальцы тряслись, шаря по тесемкам.

— Все в порядке, отец? — спросил Лэс.

Отец удивленно поднял голову:

— Что это ты так рано поднялся?

— Я думал, мы позавтракаем вместе, — сказал Лэс.

С секунду они молча смотрели друг на друга. Затем отец снова принялся за туфли.

— Не надо.

— А мне все-таки кажется, что не мешало бы позавтракать.