Джозеф Конрад - Фрейя Семи Островов

Старик заказал немедленно через своего сингапурского агента "громадный" рояль Штейна и Эбгарта. В то время я был капитаном маленького парохода, который вел торговлю с островами, и мне кое-что известно о "громадном" рояле Фрейи, так как на мою долю выпало отвезти его к ней. С трудом выгрузили мы огромный ящик на плоскую поверхность скалы среди кустарников, и во время этой морской операции едва не вышибли дно у одной из моих шлюпок. Участие принимала вся команда, включая механиков и кочегаров, и, изощряя всю свою изобретательность, прибегнув к рычагам, канатам, валам и наклонным плоскостям из намыленных досок, трудясь на солнцепеке, подобно древним египтянам, сооружающим пирамиду, мы дотащили его до дому и водрузили на западной веранде, игравшей в бенгало роль гостиной. Затем мы осторожно отодрали доски ящика, и перед нами наконец предстало великолепное чудовище из розового дерева. С благоговейным волнением мы бережно придвинули его к стенке и впервые за целый день вздохнули свободно. Несомненно, это был самый тяжелый предмет на всем островке со дня сотворения мира. Обилие звуков, издаваемых им в этом бенгало (игравшем роль деки), было поистине удивительно. Рояль гремел до самого моря. Джеспер Эллен говорил мне, что рано утром на палубе "Бонито" - его удивительно быстрого и красивого брига - он совершенно отчетливо слышал, как Фрейя разыгрывает гаммы. Правда, этот парень всегда бросал якорь безрассудно близко от берега, о чем я ему не раз говорил. Конечно, эти моря спокойны до однообразия, а Семь Островов - особенно тихое и безоблачное местечко. Но все же иногда полуденная буря над Банкой или даже один из тех зловещих густых шквалов от дальнего берега Суматры внезапно устраивали вылазку на острова, заволакивая их на два-три часа вихрями и синевато-черным мраком, чрезвычайно зловещим. Опущенные тростниковые жалюзи отчаянно стучали от порывов ветра, весь бенгало содрогался до основания, и тогда Фрейя садилась за рояль и в ослепительных вспышках молнии играла дикую музыку Вагнера, а вокруг обрушивались громовые удары, от которых волосы у вас вставали дыбом. В такие минуты Джеспер застывал на веранде, любуясь ее гибкой, стройной фигурой, удивительным сиянием ее белокурых волос, быстрыми пальцами на клавишах, белизной ее шеи... а там, у мыса, бриг вздымался, натягивая канаты в какой-нибудь сотне ярдов от опасных, до блеска черных скал. Ух!

И причина этого, изволите ли видеть, была одна: когда он возвращался ночью на борт и опускал голову на подушку, он чувствовал, что находится так близко от своей Фрейи, спящей в бенгало, как только возможно при данных обстоятельствах. Слыхали вы о чем-нибудь подобном? И, заметьте, этот бриг должен был стать домом - их домом - плавучим раем, который Джеспер постепенно снаряжал, как яхту, чтобы блаженно проплавать на нем всю свою жизнь вместе с Фрейей. Глупец! Но парень всегда рисковал.

Помню, однажды я наблюдал с веранды вместе с Фрейей, как бриг приближался с севера к мысу. Полагаю, Джеспер увидел девушку в свою длинную подзорную трубу. И что же он делает? Вместо того чтобы плыть милю-другую вдоль берега, а затем по всем морским правилам бросить якорь, он высматривает просвет между двумя отвратительными старыми зубчатыми рифами, внезапно поворачивает руль и стрелой пускает туда бриг. Все паруса его дрожат и трещат так, что этот треск мы могли слышать на веранде. Должен вам сказать, что я свистнул сквозь зубы, а Фрейя выругалась. Да! Она сжала свои крепкие кулаки, топнула ножкой в красивом коричневом ботинке и сказала: "Черт!" Потом, взглянув на меня, слегка покраснела, правда, не очень сильно, сказала: "Я забыла, что вы тут", - и засмеялась. Да, конечно. Когда появлялся Джеспер, она забывала буквально всех. Встревоженный этой безумной выходкой, я не удержался, чтобы не обратиться за сочувствием к ее здравому смыслу.

- Ну, не дурак ли он! - с чувством сказал я.

- Форменный идиот, - горячо согласилась она, прямо глядя на меня своими широко раскрытыми серьезными глазами, а на щеках ее играли улыбчивые ямочки.

- И все это, - подчеркнул я, - только для того, чтобы встретиться с вами на какие-нибудь двадцать минут раньше.

Мы слышали, как опустился якорь, а затем она приняла вид очень решительный и угрожающий.

- Подождите минутку. Я проучу его.

Дав мне инструкции, она ушла в свою комнату и заперла дверь, оставив меня одного на веранде. Задолго до того, как на бриге были убраны паруса, явился Джеспер, прыгая через три ступеньки. Он забыл поздороваться и нетерпеливо посматривал направо и налево.

- Где Фрейя? Разве ее только что здесь не было?

Когда я объяснил ему, что он будет лишен общества мисс Фрейи в течение целого часа с одной только целью "проучить его", Джеспер заявил, что, несомненно, это я ее настроил, и он боится, как бы ему еще не пришлось пристрелить меня в один прекрасный день. Она и я слишком подружились. Затем он бросился на стул и начал рассказывать мне о своем плаванье. Но забавно, что парень по-настоящему страдал. И это было заметно. Голос у него оборвался, и он сидел молча, глядя на дверь с лицом мученика. Факт... А еще забавнее было то, что меньше чем через десять минут девушка преспокойно вышла из своей комнаты. А тогда я ушел. Я отправился разыскивать старика Нельсона (или Нильсена) на задней веранде - его собственном уголке, доставшемся ему при распределении дома, - с благим намерением втянуть его в разговор, чтобы он не вздумал, чего доброго, бродить вокруг и не пролез бы, по неведению, туда, где в нем в данный момент не нуждались.

Он знал о прибытии брига, но не знал, что Джеспер уже с его дочерью. Мне кажется, он думал, что за это время не дойти до бенгало. Любой отец рассудил бы так же. Он подозревал, что Эллен влюблен в его дочь; птицы в воздухе и рыба в океане, большинство торговцев Архипелага и все жители Сингапура об этом знали. Но он неспособен был понять, до какой степени девушка им увлекалась. У него создалось представление, будто Фрейя слишком разумна, чтобы увлечься кем бы то ни было - увлечься, я хочу сказать, до такой степени, когда никакой контроль здравого смысла уже невозможен. Нет, не это заставляло его сидеть на задней веранде и втихомолку терзаться во время визитов Джеспера. Его тревожили голландские "власти". Дело в том, что голландцы косо смотрели на Джеспера Эллена, владельца и шкипера брига "Бонито". Они считали его слишком предприимчивым в торговых делах. Не знаю, совершал ли он что-нибудь противозаконное, но, мне кажется, его кипучая энергия была неприятна этим тугодумным, медлительным людям. Как бы то ни было, по мнению старика Нельсона, капитан "Бонито" был способным моряком и славным молодым человеком, но знакомство с ним скорее нежелательно. Оно, видите ли, несколько компрометировало. С другой стороны, ему не хотелось попросту попросить Джеспера убраться восвояси. Бедняга Нельсон сам был славным парнем. Я думаю, он постеснялся бы оскорбить чувства даже какого-нибудь кудлатого каннибала, - разве что под влиянием сильного раздражения. Я говорю - чувства, но отнюдь не тело. Когда пускались в ход копья, ножи, топоры, дубины или стрелы, старик Нельсон умел постоять за себя. Во всех остальных отношениях душа у него была робкая. Итак, он сидел с озабоченной физиономией на задней веранде и всякий раз, как до него доносились голоса его дочери и Джеспера Эллена, раздувал щеки, а затем мрачно вздыхал с видом крайне удрученного человека.