Сергей Чекмаев - Ничья

"Простите меня, Машка, и ты, Дим, прости... Вам будет больно, но вы поймете. Потом.

Где же здесь эти чудные острые скальпели?"

Жека принес Машку в лабораторию. Полежи, сказал, не двигайся только рана откроется, а я сейчас вернусь, сбегаю в медбокс, и вернусь. Залатаем, будешь, как новенькая.

"Что-то долго его нет. Хороший он человек, Жека. Сам в крови весь, а в первую очередь обо мне думает. Как же я его люблю! Он самый добрый на свете... ласковый, самый лучший, он не должен умереть! Лучше уж я... Ради него я готова на все. Я существо никчемное, меня не жалко.

Что я умею? Только нырять горазда, из костюма даже в городе не вылезаю. Да таких тысячи! А Жека - один, самый-самый! Они с Димом справятся... восстановят станцию, и все опять станет, как раньше. Только без меня... Жеке будет, конечно, больно, зато он останется жить. Долго-долго".

Она поднялась, несмотря на головную боль, сунула в автоклав шприц. Потом поставила перед собой на столик жекину фотографию (вырезала тайком из "Сайентифик обсервер"), открыла шкаф с реактивами. Что бы такое смешать? Чтобы быстро и не больно?

Руки действовали сами, автоматически.

Странно, но ей почему-то вспомнился тот день, когда Жека, как обычно стремительный и неистовый, ворвался к ней, подхватил на руки и закружил.

"Решили, Машка! Решили, понимаешь!" - восторженно кричал он.

"Да что случилось, объяснили толком!"

"РАН дал добро на станцию. Наш проект принят!"

Неожиданно Жека остановил свой неуклюжий хоровод, взвесил Машку на вытянутых руках, заглянул в глаза и серьезно спросил:

"Поедешь со мной?"

Машка стукнула его кулачком по плечу...

"Отпусти, медведище! Раздавишь!"

"Скажи, поедешь или нет - тогда отпущу!"

"Да, куда ты без меня. Пропадешь ведь".

Пискнул автоклав. Машка вздрогнула. Ну, вот и готово. Надо торопиться, пока Жека не вернулся. Он все поймет сразу, постарается помешать, шприц вырвет, а то и чего доброго захочет то же самое сделать для нее... Нет уж. Ему она умереть не даст.

Всю свою жизнь Дим считал себя эгоистом, думал о себе, о своих проблемах, карьере. А вот сейчас решил сразу и бесповоротно - пусть ребята остаются.

"Лишнего, меня то есть, уберем, тогда им, голубкам воздуха хватит. Они друг друга любят, все у них впереди. А я всю жизнь был один, стоит ли продолжать? Да и зачем? Хватит, Дим, покоптил воздух. Ребятам он нужнее".

Без подсказки решил, словно только и ждал такого момента. Жил ради него одного...

"Черт знает, какая-то подростковая чушь в голову лезет! Про подвиги думаешь, а Дим? Брось, просто встань и сделай хоть раз в жизни что-то настоящее. Как? Да проще простого! Спустится на два уровня вниз в рабочую зону - идти недалеко, хорошо, а то как бы не передумать по дороге...

Потом сам себя всю жизнь ненавидеть будешь".

Но почему-то он все никак не мог заставить себя встать. Если решил надо делать быстро, пока Жеке не пришло в голову какой-нибудь общий сбор учинить или еще что. Тогда уж не до подвигов будет.

Как он, оказывается, тяжел, этот первый шаг в никуда...

"Ну, почему, почему в книгах все так просто!"

В рабочей зоне было пусто и спокойно. Карминовым глазком пульсировал аварийный сигнал, мерцала водная гладь бассейна, бросая на стены холодные голубые блики. В углу снулой рыбиной покачивался скутер.

"Помудрю со своим аквалангом - и вся недолга. Даже больно не будет, просто засну навсегда..."

Дим стащил со стеллажа акваланг, отсоединил регенератор. В неверном свете аварийки желтые цилиндры баллонов казались темно-рыжими, почти коричневыми. Как машкины волосы...

"Она неплохая девчонка, конечно, только больно неприступная. Одному Жеке в рот и смотрит, ловит каждое слово. Невдомек бедняжке, что нужна она ему, как рыбе зонтик. Он ее сюда притащил только потому, что привык к ней, так и сказал однажды... мне без нее, мол, работается плохо. Ага, как же. Жека и трубку привез с той же целью - хоть на станции курить и нельзя.

Привык. Сидит, строчит отчеты, а люльку эту во рту мусолит. Его б воля, он и стол свой полутонный под воду бы спустил, чтобы все кругом на рабочий кабинет было похоже...

А Машка еще надеется на что-то, глупенькая. Верность хранит. Тьфу!

Интересно, что ребята сейчас делают. Они же ничего не знают! Ну, про меня, про то, что я решил... Сидят, небось, горюют, помирать готовятся. Или любятся напоследок. Как собаки. Обо мне и не вспомнят... неблагодарные!"

Его руки перестали затягивать клапан давления, остановились. Внутри закипало раздражение и ярость. Дим отбросил костюм в сторону, вмазал кулаком по стойке стеллажа.

"А с чего это я решил, что должен умереть? Ради кого? Ради этой безмозглой дуры, которая мне так и не дала ни разу, да еще и по морде засветила?! Или, может быть, ради хмыря Жеки, который всю свою жизнь задирает передо мной нос? Тыкает мне в лицо своими успехами, сволочь, улыбается... поглядывает свысока. Нет, он, конечно, ничего такого не скажет, но я же вижу - бездарь, думает, ты, Димочка. Бездарь и неудачник.

Ну, нет! Я еще лучше поживу. А этим голубкам самое место в раю, вот там пусть и воркуют.

Где тут их костюмы? Ага. Ничего ребятки, будет вам сюрприз".

Смесь с тихим, почти неслышным шипением стравилась почти до нуля.

"Датчик еще надо не забыть. Чтоб полный запас показывал".

Машка почти минуту неподвижно стояла над давно уже готовым раствором. Рядом притаился шприц, блестел жалом, как охотящийся скорпион, ждал своего часа.

Наверное, в глубине души Машке больше всего хотелось, чтобы вошел Жека, понял все с первого взгляда, наорал бы, стукнул по руке, вырвал шприц, растоптал его, даже, может, ударил в ярости...

Как в тот раз, на Азовском море, когда она по глупости не рассчитала время, всплыла раньше срока, да и заработала кессонку. Хорошо хоть в легкой стадии. Жека тогда влепил ей по первое число, отругал, грозился страшными карами. Обещал полгода в воду не пускать. Еле успокоили. А Машка слушала его громы и молнии и улыбалась... Жека волновался за нее! Значит она ему не безразлична!

А Жеки все нет и нет. До медбокса - две переборки, куда он мог деться? Почему не идет?

Точно также каждую ночь она, прислушиваясь к любому шороху, ждала его в неудобной подвесной койке личного бокса. Каждую ночь она не знала, придет ли он сегодня, или снова засидится до утра со своими распечатками, уронит голову на руки, да так и заснет.

Когда Жека позвал ее с собой на "АтЛас", Машка согласилась не раздумывая, поверив, наконец, в то, что он без нее не сможет, что она стала что-то значить в его жизни. Три года, с того самого памятного вечера в дайверском клубе, она ждала этого часа. И вот, показалось, что дождалась.

Но здесь, на станции, Машка четко поняла... она сама - лишь инструмент, привычный, знакомый, понятливый и исполнительный винтик жекиного научного энтузиазма. И ничего больше.