Джоан Виндж - Пешка

Мы вернулись в музей, спустились на десять уровней вниз, к широкой сумрачной пещере, где ряды похожих на переливчатых жуков челноков припали к глади керамической площадки, терпеливо поджидая пассажиров, чтобы нести их вниз, к поверхности планеты. В этом мире, лежащем в нескольких сотнях километров под нашими ногами, не было постоянных человеческих поселений. Мир, который люди назвали Памятником. Целая планета, объявленная Федерацией закрытой зоной… Искусственный мир, выстроенный тысячелетия назад и выведенный на орбиту вокруг оранжевой туманной звезды, — сюда, в середину Ничто.

Станция космодрома размером с маленький город вращалась по орбите высоко над ним. Да это и был город. Половину его территории занимал музейный комплекс, где размещался центр по изучению вымершей расы, создавшей Памятник: комнаты и залы, полные ископаемыми останками и вопросами без ответов. Репутация местной достопримечательности привлекала туристов, поднимая тем самым престиж музея.

Когда мы вышли из темного коридора с тяжелыми стальными колоннами, сразу три челнока поднялись в воздух и, жужжа, словно у них выросли невидимые крылья, вытянулись дугой, исчезая один за другим в черной глотке защитного шлюза. На дальнем конце площадки раздвоенный корпус станции врезался в черное, испещренное звездами ночное небо. Оранжевый, похожий на уличное освещение свет безымянного солнца Памятника слабо мерцал где-то в углу; сама планета медленно проплывала у нас под ногами. Этот мир был оставлен здесь какой-то цивилизацией — люди назвали их творцами, поскольку не смогли придумать названия получше. Творцы вымерли задолго до того, как люди оторвались от гравитационного поля Земли и расползлись, как тараканы, по звездам.

Никто не знал, куда делись творцы, но все были согласны, что они исчезли, не оставив после себя ничего, кроме этого памятника своей тайне. Даже Федерация относилась к нему с почтением.

— Что ты хочешь посмотреть? — спросил я Киссиндру, когда мы прошли еще немного вперед, чтобы влиться в привычно длинную очередь туристов и студентов, запрашивающих сканер пропускного турникета о разрешении на полет. Мне было все равно куда лететь, лишь бы скрыться от странного невидимки, следующего за мной по пятам. Здесь вы могли купить тур и на два часа, и на пару дней — в любую часть планеты. Хотя она и не такая уж большая — диаметром примерно три с половиной тысячи километров, но сила ее тяготения почти равнялась земной, что ставило в тупик исследователей и экспертов: они не могли объяснить, почему мир, созданный не землянами, так удачно подходил для жизни людей. Если творцы не были похожи на нас, то, возможно, они хотели нам что-то сообщить? Но ведь существовало созвездие Гидры со своим народом, который так похож на род человеческий, что небольшие различия на генетическом уровне не имели особого значения. Я был живым доказательством тому. И вот к этому живому доказательству — одному из немногих оставшихся от расы гидранов — люди не очень-то прислушивались.

— Ну… — Киссиндра в раздумье кусала губы, следя за яркими разноцветными изображениями, сменяющими друг друга на висящем над нашими головами экране; бегущие вверху экрана цифры вспыхивали ярко-желтым, высвечивая время вылета и стоимость тура.

— Эксперты предполагают, что в Лунных Пещерах погребены превосходные экспонаты для нашего музея… и если ты хочешь исчезнуть… — Она оглянулась на меня. — Путешествие на целую ночь.

— Отлично, — кивнул я. — Как ты хочешь.

У меня снова вспотели ладони — я напряженно старался не разблокировать мозг, не дать зудящему шипу впиться в меня снова. Я пристально смотрел Кисс в лицо, стараясь сконцентрироваться. Она, в свою очередь, разглядывала меня своими прозрачно-голубыми, похожими на крошечные озерца, глазами. Мне вдруг захотелось ее поцеловать — как будто бес какой меня толкал.

Она перевела взгляд на экран, потом в небо, потом опять на меня и покраснела.

— Только вот, — пробормотала она, — я обещала Эзре поужинать с ним.

— Ну хорошо, — соврал я, отводя глаза, — в другой раз. Что-нибудь покороче… — Я уставился ей в спину, чувствуя себя еще хуже, чем обычно; мне вдруг стало некуда девать руки, я засунул их под мышки и нахохлился. Мы уже почти подошли к турникету.

— Да, может нам…

— Киссиндра!

Голос буквально пригвоздил нас к месту. Эзра. Кисс резко обернулась на крик. Я обернулся тоже и увидел ее знакомого, галопом выбегающего на площадь. Двигался он всегда так, словно вот-вот споткнется и упадет. Большую часть времени он проводил, обмотав голову кучей проводов от пультов, экранов и тому подобных штук. Когда он вклинился в очередь перед нами, лицо его было красным. Кисс покраснела тоже. Все понятно… а может и нет. Когда-нибудь наверняка все выяснится.

— Что вы здесь делаете? — спросил он, пытаясь казаться равнодушным.

— Изучаем, — ответила она чуть громче, чем требовалось.

— Изучаете что? — он вопросительно посмотрел на меня.

— Памятник! Я думала, что ты еще сидишь над своими цифрами…

— Я был в лаборатории и увидел вас в окно…

— И?

— И когда же ты собираешься пообедать со мной, Кисс? — Его голос перекрывал жужжание окружавшей нас толпы. — В своей следующей инкарнации? — Подбородок его подрагивал.

— Эзра, — зашипела Кисс, сжимая свой планшет так, что костяшки пальцев побелели, — как ты старомоден!

— Три, — сказал я турникету. — Студенты. — Датчик проверил текущий счет на моем браслете. — Золотые ворота. — Станция проплывала сейчас как раз над ними. Короткий перелет — настолько короткий, что мы пожалуй, сможем вынести его втроем. Я прошел через ворота турникета и зацокал ботинками по керамической площадке.

Спустя несколько секунд я услышал сзади щелчки датчика и приближающееся бормотание. Нырнув в первый челнок, я уселся в кресло. Киссиндра забралась следом и села рядом. Через минуту к нам присоединился Эзра, плюхнувшись в кресло с другой стороны. Люк задраился; на табло пульсировали координаты места назначения. Челнок плавно — так, что я едва почувствовал движение, — поднялся и понесся к шлюзу. Я откинулся в кресле, как только мы вышли из шлюза и начали спуск к гравитационному полю Памятника. Я вытянул ноги и щупальце за щупальцем стал разжимать мозговую блокировку.

Ничего. Никакого сигнала. Я вздохнул и закрыл глаза. Теперь было легко поверить, что это — ошибка. Или все же мое воображение. Паранойя — старая привычка, от которой тяжело избавиться, коли ты чувствуешь себя уродом и подделкой. Перед глазами была кромешная тьма… Я снова открыл их, моргнул и посмотрел в иллюминатор: по мере того как мы спускались, из-под наших ног, медленно заполняя собой звездное небо, вырастала, словно ее надували, планета. Памятник. Когда я думаю о спуске, меня начинает подташнивать. Взглянув на Эзру и Киссиндру, я снова вспомнил, что я здесь не один. Хотя с таким же успехом мог быть один: они о чем-то спорили; перегнувшись через меня, Кисс раздраженно шипела на Эзру.