Александр Марков - Отражение Улле

Народ взревел.

А ночь пришла - ядозубы собрались, вооружились ножами и копьями и двинулись в путь. Все мужики пошли, да и бабы, что поздоровей. Почему не пойти? Верно Кулу говорил: либо брюхо набьешь, либо смерть благую найдешь. Так и так - любо.

Энки и Орми шагали впереди, рядом с вождем. Энки был добрый воин хоть и однорукий, а пары двуруких стоит. Орми молодой, шустрый. Одно в братьях плохо: в темноте почти не видят.

Шли до утра по глубокому снегу. А как засерела на востоке небесная мгла, увидели селение кровохлебов. Было там домов тридцать, все из мамонтовых костей и шкур. Над грудой гнилья и костей стоял деревянный Улле, кругом него - шесты с головами. Из домов валил дым. Кровохлебы грелись. Наружу в такую рань никто носа не сунет.

Ядозубы столпились на опушке. Кулу сказал:

- Ну, братья, судьба нынче либо кровохлебам кровью своей захлебнуться, либо нашим головам вот на этих колах торчать.

И повел в бой. К первому дому подкрались тихо. Выдернули из-под стен мамонтовые черепа, что поддерживали бивнями крышу. Обрушили дом на спящих и всех, кто там был, перекололи в кутерьме среди шкур и костей.

И второй дом взяли. Тут кровохлебы стали выбегать из домов, собираться в кучки. Да только мало кто из них осмелился принять бой. Ядозубы-то уже почуяли кровь, ярость в них вошла. После первой же стычки кровохлебы увидели: не с ними сегодня удача. Бросились бежать.

Ядозубы недолго их преследовали. Похватали детей и девок молодых, связали им руки и погнали в свое селение. Мужиков, кого поймали, пожалели сразу убили. Мертвых оставили - не тащить же на горбу мертвечину, если горячего и свежего взяли сколько хотели.

Вернулись, когда стемнело, привязали пленных к деревьям и сразу повалились спать.

Наутро Энки разбудил брата:

- Вставай, Орми. Скоро людей жрать начнут и нас заставят смотреть. Пойдем в лес. Поохотимся, глядишь, и себе еды добудем.

Но не вышло уйти: заметил их Кулу.

- Стойте! - крикнул. - Как же мы без вас-то? Забыли, что нынче праздник? Сыты вы, что ли?

Вернулись.

Все ядозубы скоро собрались на священной поляне. Посреди нее стоял Улле - идолище из палок, костей и человечьих голов. Во все стороны торчали из него рога, когти и мамонтовые бивни.

Привели пленных, и началась потеха. Отвели ядозубы душу за все голодные дни. Чего только не выдумывали. Девкам-кровохлебкам уши пообрывали, напоили врагов их же кровью, детишек глодали живьем. Не забыли и свою любимую забаву: вспороть брюхо, кишку к идолищу привязать и водить кругом, пока все потроха не намотаются Улле на шею. Пленные же за ночь так окоченели - или от страха им мозги отшибло, - что вроде и нипочем им было все это. Почти не кричали.

Орми и Энки стояли в стороне, отводили глаза. Благо никому до них не было дела. Под конец только подошла к сыновьям Ильг, утерла кровь с губ и сказала:

- Что стоите, словно сами на вражий пир попали?

- Ничего, мать, - отвечает Энки. - Просто так стоим. Отдыхаем.

Ильг усмехнулась:

- Меня-то не обманешь. Знаю, не по сердцу вам наша лютая жизнь. Уходить вам надо. Лес велик, найдете себе место. Чужие вы здесь.

И пошла в землянку спать. Набитое брюхо голову в сон клонит.

Вскоре и другие разбрелись по своим норам. Один Улле остался на поляне. Стоял, поскрипывал, весь обвешанный потрохами.

- Улле велел нам всех ненавидеть, - сказал Орми брату. - А я ненавижу его самого! Тварь смрадная! Ненасытный червь! Пусть уши свои сожрет!

Энки рассмеялся.

- Смотри, накажет он тебя за такие слова!

- Да пропади он! Не боюсь его.

Тут показалось братьям: идол зашевелился, заскрипел, приоткрыл костяную пасть.

- Все равно не боюсь! - крикнул Орми.

- Тихо ты! - цыкнул Энки на брата. - Еще услышит кто. Пойдем, что ли, на охоту. Все поели, одни мы голодные остались.

Взяли они луки, пошли в лес. Бредут по колено в снегу, высматривают звериные следы. Энки говорит:

- Вот ты сказал: Хозяина ненавидишь. Ну а людей, что ему служат, тоже?

Орми задумался.

- Нет. Надо бы и людей ненавидеть, но - нет. Я их... это... слово забыл. Или нет такого слова?

Энки улыбнулся.

- Слова нет. А ведь было, наверное, когда-то. Шли долго. Наконец повезло братьям: Энки подстрелил зайца. Высекли огонь, развели костер, зажарили добычу. Орми у костра разомлел и разговорился:

- Разве плохо? Что бы всем людям так не жить? Не скажешь? Отчего все друг друга жрут? Как самим-то не тошно?

- А что, - сказал Энки, - может, правы-то они, а мы - выродки, вот нам и кажется, что все не так.

- Думал я об этом. Неправда. Ты на зверей погляди. Кто из них своих детенышей жрет? А если б могли они говорить, кто из них назвал бы свою жизнь "страданием", а смерть - "благом"?

Энки долго молчал, смотрел на брата. Наконец сказал:

- Вырос ты, Орми. Пора тебе одну вещь показать.

- Что за вещь? Покажи.

- Вот что: давай шкурами поменяемся.

Орми поглядел на брата с сомнением.

- Твоя-то шкура незавидная. Гляди, вся шерсть вылезла. А у меня новая совсем.

- Врешь, добрая шкура. Не замерзнешь. Старая только. Да дело не в шерсти! Вот, гляди.

Энки снял шкуру, бросил на снег мехом вниз. А с изнанки вся она была в черных пятнышках.

- Тьфу! Ты что, блох на ней давил?

- Дурак ты! Рассмотри получше.

Орми пригляделся. Пятнышки и впрямь были занятные. Маленькие, а все разные. Где вроде как и в самом деле блошка раздавленная, где комарик, где паучок, где травинка прилипла. От этих черточек и точек рябило в глазах.

- Ну, давай одевайся, холодно так сидеть-то. А с метинками потом разберешься.

Переоделись.

- Что хоть это такое? - спросил Орми. Энки огляделся, словно их могли подслушать, и сказал чуть слышно:

- Это, брат, знаки.

- Чего?

- Ну, знаки. Вот если упыриный след на снегу увидишь, что сможешь сказать?

- Упырь прошел. Ну, еще скажу, когда прошел и куда, торопился ли, нес ли кого, голоден или сыт.

- Все верно. Так вот эти пятна - как следы. По ним много чего сказать можно. Они вроде как сами говорят.

- Ты-то откуда знаешь?

- А я на них долго смотрел, разбирал, думал. Сначала ничего не выходило, а потом вдруг как ожили знаки. Заговорили. И рассказали мне кое-что.

- Что же они рассказали?

- Не скажу, брат. Ты уж сам. Я ведь из этого рассказа почти ничего и не понял. Может, тебе больше повезет.

Орми подумал, помолчал.

- Ну, ладно. А где ты взял эту шкуру? Или тоже секрет?

- Мне ее отец дал.

- Кто-о?

- Не веришь? Ладно, слушай. Иду я раз по болоту. Вдруг из-за камня человек. Старый, ребра торчат. Я на него копьем замахнулся, а он спрашивает: "Тебя Энки звать?" - "Верно", - говорю и думаю: "Откуда он может меня знать? Сам-то не из наших". Он тогда говорит: "Я - твой отец". И левую ладонь показывает. А на ладони метки нет!