Клиффорд Саймак - Машина

- Не смотри на вас слишком близко, - сказало чувство дружбы, и Джонни немного разволновался, потому что он вовсе ни на что и не смотрел - во всяком случае, не слишком близко.

- Ладно, - сказал он. - Не буду на вас смотреть. - И подумал: уж не игра ли это такая, вроде пряток, как он играл в школе?

- Когда мы подружимся, - сказала штуковина Джонни, - мы сможем смотреть друг на друга, и тогда это уже будет неважно: ведь мы уже узнаем, какой каждый из нас внутри, и не будем обращать никакого внимания на то, какие мы снаружи.

Джонни подумал: какие же они, наверно, страшные на вид, если не хотят, чтобы он их видел!

И вдруг штуковина сказала:

- Мы покажемся тебе страшными. И ты вам кажешься страшным.

- Тогда, пожалуй, хорошо, что я ничего не вижу в темноте, - сказал Джонни.

- Разве ты не видишь в темноте? - спросила она, и Джонни ответил, что не видит, и тогда стало тихо, хотя Джонни слышал, как она удивляется, что он ничего не видит в темноте.

Затем она спросила, умеет ли он еще что-то делать, а он даже не понял, что она хочет сказать, и, наконец, она вроде решила, что он не умеет делать того, о чем она спросила.

- Ты боишься, - сказала штуковина. - Тебе незачем бояться нас.

Джонни объяснил, что их он не боится, кто бы они ни были, потому что они относятся к нему по-дружески, а боится он, что ему попадет, если дядя Эб и тетя Эм узнают, что он потихоньку убежал. Тогда они стали его расспрашивать о дяде Эбе и тете Эм. Он постарался объяснить им, но они вроде не поняли и, кажется, подумали, что он говорит о правительстве. Как он ни старался растолковать им, в чем дело, они так ничего и не поняли.

Наконец он вежливо, чтобы не обидеть их, сказал, что ему пора идти, и поскольку он пробыл здесь гораздо дольше, чем думал, ему пришлось бежать всю дорогу домой.

Добравшись до дому, он забрался в постель и все как будто сошло хорошо, но утром тетя Эм нашла у него в кармане спички и стала его ругать, говоря, что он мог поджечь сарай. Чтобы подкрепить свои слова делом, она отстегала его прутом; хотя он и старался держать себя как мужчина, она так больно его хлестала, что он запрыгал и закричал от боли.

Весь день он полол огород, а как только стемнело, пошел пригнать коров.

Коровы оказались неподалеку от черничника, но он твердо знал, что, даже если бы ему было и не по пути, он все равно пошел бы туда, - ведь он весь день помнил о дружбе, которую нашел там.

На этот раз было еще светло, только начинало смеркаться, и он увидел, что чем бы ни была эта штуковина, она не была живой, а всего лишь грудой металла, похожей на два блюдца, сложенные вместе, как раз с таким ободком посредине, какой получается, если сложить два блюдца донышками. Она была похожа на старый металл, который долго провалялся где-нибудь, местами же она была изъедена ржавчиной, как машина, долго простоявшая под открытым небом.

Она пробила довольно большую дорожку в зарослях черники и взрыла землю футов на двадцать; осматривая путь, по которому она попала сюда, Джонни заметил, что, падая, она сбила верхушку высокого тополя.

Она заговорила с ним без слов, как и прошлой ночью, с тем же чувством дружбы и товарищества, хотя последнего слова Джонни даже и не знал: в школьных учебниках оно ему никогда не попадалось.

Она сказала:

- Теперь ты можешь на нас посмотреть. Посмотри на нас быстро и отвернись. Не смотри пристально. Быстренько взгляни и отвернись. Так ты к нам привыкнешь. Не сразу, понемножку.

- Где вы? - спросил Джонни.

- Здесь, - ответили оба голоса.

- Внутри? - спросил Джонни.

- Да, внутри, - ответили они.

- Тогда я не смогу вас увидеть, - сказал Джонни. - Я не могу увидеть вас сквозь металл.

- Он не может увидеть нас сквозь металл, - сказал один из них.

- Он не может видеть, когда уходит звезда, - сказал другой.

- Тогда он не может нас видеть, - проговорили они оба.

- Вы могли бы выйти, - сказал Джонни.

- Мы не можем выйти, - ответили они. - Если мы выйдем, мы умрем.

- Но тогда я никогда не смогу увидеть вас.

- Ты никогда не сможешь увидеть нас, Джонни.

Он стоял, чувствуя себя ужасно одиноким: ведь он никогда не сможет увидеть этих своих друзей.

- Мы не знаем, кто ты, - сказали они. - Расскажи нам о себе.

Они были так добры и дружелюбны, и он рассказал, что он сирота и его взяли к себе дядя Эб и тетя Эм и что они вовсе ему не дядя и не тетя. Он не рассказал им, как дядя Эб и тетя Эм обращаются с ним, как они его секут, ругают и отправляют спать без ужина, но это, как и все остальное, они могли понять сами, и теперь уже он почувствовал с их стороны не только дружбу и товарищество. Теперь это уже было сострадание и что-то вроде материнской любви.

- Он еще совсем малыш, - сказали они, разговаривая между собой.

Они потянулись к нему, обняли и крепко прижали его к себе, а Джонни, сам этого не сознавая, опустился на колени, протянул руки к тому, что лежало в помятых кустах, и заплакал, будто там было что-то такое, за что он мог крепко ухватиться, - утешение, которого у него никогда не было, к которому он так сильно стремился и которое наконец нашел. Его сердце выкрикнуло то, что он не мог произнести, - не высказанную им мольбу, - и они ответили ему:

- Нет, Джонни, мы не покинем тебя. Мы не можем покинуть тебя, Джонни.

- Обещаете? - спросил Джонни.

Их голос прозвучал немного грустно:

- Нам незачем обещать это, Джонни. Наша машина сломалась, и починить ее мы не можем. Один из нас уже умирает, а другой тоже скоро умрет.

Джонни не поднимался с колен, слушая эти слова, которые западали ему в самую душу, и проникаясь их значением. Он не мог этого вынести: только что нашел себе друзей, а они умирают!

- Джонни, - сказали они.

- Да, - ответил Джонни, едва удерживаясь от слез.

- Ты не можешь поменяться с нами?

- Поменяться?

- Чтобы доказать свою дружбу. Ты нам что-нибудь дашь, и мы тебе что-нибудь дадим.

- Но... - сказал Джонни, - ...но у меня ничего нет...

И вдруг он вспомнил, что есть. Ведь у него был перочинный ножик. Это было немного, лезвие у ножика было сломано, но он ничего больше не имел.

- Это замечательно, - сказали они. - Как раз то, что нам нужно. Положи его на землю, около машины.

Вынув ножик из кармана, он прислонил его к машине, и пока он смотрел на него, что-то случилось, но так быстро, что он и не заметил, как это вышло. Во всяком случае, ножика уже не было, а вместо пего на земле лежало что-то другое.

- Спасибо, Джонни, - сказали они. - Ты молодец, что поменялся с нами.

Протянув руку, он взял вещь, которую они дали ему вместо ножика и которая даже в темноте сверкала скрытым огнем. Он стал поворачивать ее в руке и увидел, что это был какой-то драгоценный камень с множеством граней, который весь светился изнутри и горел разноцветными огнями.