Юрий Долгушин - Тайна невидимки

Известен рассказ об одном хитром шутнике, который стал резать лимон на глазах у духового оркестра. Слюнные железы музыкантов реагировали на это зрелище так бурно, что оркестр вынужден был прервать игру.

А разве знаем мы, какие сдвиги, быть может, незаметные, но более глубокие и губительные, вызывают в нашем организме иные впечатления, переживания или даже мысли?

Не таково ли происхождение болезней, причины которых до сих пор не вскрыты наукой?.. Если бы удалось доказать это…

Такие мысли, возбуждавшие во мне страсть к исследованию, к открытию, бродили в голове, когда я сидел над тетрадями с бесконечными столбцами цифр, оживленных примечаниями об их происхождении и характере.

Был поздний вечер. Назойливые жалобы и вздохи ветра продолжали будоражить нервы, становились все более враждебными. Мне уже начинало казаться, что я непосредственно ощущаю где-то в глубине мозга их вредоносное действие.

Тогда я решил лечь спать.

И в тот же момент раздался робкий, нерешительный стук в мою дверь, явно рассчитанный на то, чтобы не разбудить меня, если я уже сплю. Я пригласил войти.

Не знаю, можно ли назвать случайностью, что именно ее, Марину, судьба избрала своим орудием в последующих событиях, но сейчас мне кажется, что так или иначе это должно было произойти. С момента появления в госпитале недели три назад, она привлекла к себе мое внимание.

Высокого роста, стройная, эта девушка выделялась, однако, среди других не столько своей внешностью, сколько ясно сквозившими в ее осторожных движениях, взглядах и словах чертами богато одаренной натуры. Перед войной она училась музыке в консерватории, а теперь выполняла свою роль медицинской сестры с таким совершенством и скромным достоинством, что даже строгий хирург, которому она помогала, смущался, не находя повода для своих обычных во время работы резких замечаний.

Я никак не мог ожидать ее визита. Но когда раздался стук, я почему-то сразу подумал о ней. Может быть, именно стук — его характер, сила, интонация сказали мне, что это она.

Я протянул руку к стене у стола, где была, по чьей-то непонятной причуде, укреплена небольшая полированная дощечка с целым набором изящных выключателей. Очевидно, некогда ими можно было включать разные группы ламп в большой бронзовой люстре, свисавшей виноградной гроздью с потолка, или в боковых бра на стенах. Теперь от всех этих ламп остались только три, и мне пришлось повернуть несколько выключателей, чтобы зажечь наконец единственную лампу в люстре и осветить дальний конец моей продолговатой комнаты, откуда дверь вела в большой пустой зал, превратившийся теперь в вестибюль.

Марина вошла, закрыла за собой дверь и, застыв в позе «смирно», сказала:

— Простите, что беспокою так поздно, товарищ майор…

— …«медицинской службы»! — иронически добавил я, показывая, что не хочу сейчас соблюдения военного этикета. Она сразу поняла, улыбнулась.

— Благодарю. Иногда это действительно кажется лишним. Тем более, что я к вам «по личному делу».

Она вышла в полосу света, и я сразу обратил внимание на перемену, происшедшую в ней. Она была явно взволнована. Тени у глаз, покрасневшие веки, бледность лица говорили о бессонице, нервном утомлении. Я усадил ее в кресло.

— Что-нибудь случилось неприятное?

— Да, — ответила она медленно. — Думаю, что мне придется оставить работу и, вероятно, отправиться в тыл… Скажу сразу: в психиатрическую лечебницу… Я пришла, чтобы посоветоваться с вами и просить откомандировать меня…

— В психиатрическую?! — вскричал я, пораженный этими словами: настолько нелепым представилось мне сопоставление ее образа с «сумасшедшим домом». — Почему?

— Потому что я не могу объяснить иначе то, что со мной происходит…

— Ну, давайте попробуем вместе найти объяснение. Я, правда, не психиатр, но думаю, что сумею определить по крайней мере правильно ли ваше решение. Прежде всего, я вижу, вы плохо спали.

— Я почти не спала последние двое суток.

— Бессоница?

— Нет.

— Работа какая-нибудь?

— Нет, нет. То самое, о чем я говорю. Что-то неладное в голове, в психике, очевидно. Хотя мне самой трудно с этим согласиться. Это слишком реально. Но я лучше расскажу все по порядку. Это началось вчера вечером, часов в одиннадцать. Я вернулась после вечерней смены и быстро легла, рассчитывая перед сном, как всегда, почитать. Накрылась шинелью поверх одеяла, чтобы было теплее. Минут через двадцать я уже не могла бороться со сном, отложила книгу, погасила лампу, стоявшую рядом на стуле… И вот тут сон вдруг покинул меня в одно мгновенье. Я услышала, что кто-то подошел к моей двери и стал открывать ее своим ключом. Решив, что кто-нибудь из соседей просто ошибся дверью и что это сейчас же должно выясниться, потому что мой ключ я оставила, как всегда, вставленным изнутри, я молчала и ждала. Однако через секунду ключ был вставлен, повернут, дверь открылась, и кто-то вошел. Очевидно, в корридоре было темно, потому что никакого света при этом я не увидела. Все это происходило в полной темноте.

Потом человек стал раздеваться там же у двери, у вешалки. Я слышала ясно, как он переодел пояс, снял шинель… И все это он делал, нисколько не скрываясь, спокойно, как будто находился в своей комнате и при свете. Тогда я спросила громко: «Кто здесь?» Он ничего не ответил. Тут меня охватил страх. Я снова крикнула, и опять ответа не было… Затем он направился ко мне, я ясно слышала шаги. Комната у меня такая же, как и ваша, вытянутая, узкая. Вот тут, где этот диван, стоит моя кровать. И стол там же, где ваш, — в том конце комнаты. Он прошел мимо меня, — я сидела на кровати и следила за каждым его шагом. Прошел, даже не задев в темноте за стул с лампой, хотя тут оставался совсем узкий проход. Сел за стол, закурил, чиркал своей зажигалкой… Но огня не было видно…

— Представляете мое состояние? Правда, мне пришла в голову мысль, что он глухой, что про ключ я забыла и машинально вынула его из двери и что все-таки он перепутал комнаты, тут ведь много таких же, и очевидно, предметы в них иначе и не расставишь. Все эти соображения меня несколько успокоили, и я поняла, что единственный способ избавиться от странного гостя — зажечь свет. Я повернулась и включила лампу.. Тут произошло самое страшное…

Последние слова Марина произнесла едва слышно, сквозь охватившую ее дрожь. Она поднесла руку ко лбу.

— Не надо волноваться, Марина, — сказал я, — ведь все уже прошло… Мы разберемся в этом, у меня уже, кажется, возникла догадка. А пока примите валерьянки, она успокоит, ладно?

— Как хотите, — доверчиво ответила она, — не знаю, я никогда еще не принимала ее… Фу, какая вонючая… — как-то по-детски скривилась она, взяв таблетку в рот, и жадно запила водой.