Валентин Шатилов - Филумана

В настоящее время – злобной дурой. Мужики от меня так и шарахались, несмотря на приятный солнечный денек и располагающий к неге шум прибрежной волны.

Я вынеслась на набережную, сама того не заметив. Не здесь ли снимались исторические кадры с офицером в мундире?

Чтоб как-то унять колотящее меня бешенство, я достала одну из неврученных коробок, остервенело сорвала целлофановую обертку.

Коробка распахнулась как по волшебству, и коричневые кадушечки конфет посыпались на асфальт. Веселый голос довольного собой самца игриво произнес за моей спиной:

– Девушка, угости конфеткой!

Он не имел возможности полюбоваться выражением моего лица, поэтому, когда я развернулась в его сторону и смерила свирепым взглядом с головы до ног, улыбочка на его миловидном личике увяла сама собой и молодой самец предпринял попытку ретироваться.

– Вы – капитан? – бесцеремонно поинтересовалась я, продолжая разглядывать его мундир.

– Прапорщик, – почему-то виноватым голосом ответил самец, пытаясь обойти меня с фланга.

– Почему прапорщик? Это сухопутное звание! – рявкнула я.

Бедняга от неожиданности моего заявления втянул голову в плечи и даже стал ниже ростом, но я не дала ему опомниться.

– А где капитан? – требовательно спросила я, и бледный прапор, пораженный командными интонациями моего голоса, завертел головой, выискивая среди окружающих капитана. Видимо, решил, что сумасшедших не стоит расстраивать, а надо им потакать.

– Вот идет капитан второго ранга! – с облегчением воскликнул он. – Вы не его ищете?

Я глянула через улицу, туда, куда он тыкал пальцем.

– А почему он не в белом мундире со стоячим воротничком?

Вопрос был поставлен с максимальной жесткостью, и прапор, собравшийся уже убегать, снова втянул голову в плечи так резко, что чуть фуражка не свалилась.

– Не знаю, – растерянно забормотал он. – А разве им положен белый мундир?

И вдруг просветленно воскликнул:

– Нет такой формы одежды «со стоячим воротничком»! До свидания, девушка!

И унесся, затравленно оглядываясь.

А я еще долго смотрела вслед неизвестному мне капитану, горько сетуя, что и тут любящая мамочка меня обманула.

Вынимая из маминой сумки свежий батон и с аппетитом откусывая горбушку, я невнятно попросила:

– Мама, расскажи про папу.

Она выложила на стол пакет с картошкой, пучочек петрушки, пригорюнилась и начала:

– Папа был капитаном на большом корабле, я один раз зашла туда с ним, все матросы выстроились, отдали мне честь…

– Правду, пожалуйста, – прошамкала я. Пристально поглядела в мамины широко открывшиеся глаза, проглотила разжеванный мякиш и негромко добавила: – Если, конечно, сможешь.

– Э-э… Я, доченька… – залопотала она, будучи не в силах с ходу перестроиться.

Тогда я вздохнула и выдала ей свою версию событий, включая появление фотографий.

Мама сжала губы и беззвучно заплакала.

– Значит, это так все и было? – почти равнодушно поинтересовалась я, откусывая край батона.

Мама всхлипнула, взяла кухонное полотенце, промокнула лицо и горячо воскликнула:

– Нет, ты совсем не права!

Я приподняла брови, демонстрируя крайнее изумление.

– Не права! – упорствовала мама. – И не смей мне перечить!

Я пожала плечами, демонстрируя готовность ни в чем не перечить, но маму это не успокоило.

– Ты даже не понимаешь, как ты не права! Он был замечательный, изумительный человек!

– Ах, значит, все-таки он был? – не удержалась я от ядовитого комментария.

– Конечно! – запальчиво вскинулась мама. – И на фотографиях – именно он, твой папа, – Вениамин Александрович Шагиров! И в церкви мы венчались! А тебе я не стала рассказывать все про него потому, что правда более странная и непонятная, чем любой вымысел.

– Даже чем твой? – весело поразилась я, на секунду перестав жевать.

– Даже чем мой… – понурилась мама.

– Ага, – глубокомысленно откликнулась я. – Делаем вывод. Значит, В. А. Шагиров – не капитан дальнего плавания.

– Нет, совсем не капитан, – вздохнула мама.

– Тогда кто же он? – в глубочайшем изумлении развела я руками.

В правой руке был зажат огрызок, оставшийся от батона. Он привлек мое внимание, и после некоторого раздумья я откусила от него выступающий кусочек корочки.

Мама, нахохлившись, наблюдала за моими манипуляциями.

– Ты не поверишь, – тоскливо выдохнула она.

– А я проверю! – пообещала я.

– Да как же ты проверишь? Он – князь!

– Ах, князь? – деловито уточнила я и потянулась за карандашом и бумагой, чтобы все записать тщательнейшим образом. – Какого княжества? Как туда проехать? Трамваем или троллейбусом?

– Никак не проехать, – бесцветным голосом объявила мама. – Я пыталась. Никак.

– Но ему-то это все же как-то удалось? Или не удалось? Тогда давай перейдем к следующему кандидату на мое отцовство. Итак, кто на очереди? Президент, космонавт, иностранный шпион?

– Ему – удалось! – перебила мама. И повторила с нажимом. – Ему! Мне – нет.

– Как-то не очень внятно получается, – констатировала я. – Может, потянем нить событий с другого конца? Расскажи мне о вашем знакомстве.

– Мы встретились за огородом дяди Миши, – с готовностью начала мама.

Но я поспешила уточнить:

– Дядя Миша – это кто? Тоже князь?

– Дядя Миша – князь? – рассмеялась мама. – Какой же он князь – он просто мой дядя. Брат моей матери. Твой двоюродный дедушка. Ныне покойный. Уже лет десять как схоронили. Или даже одиннадцать, надо посмотреть письмо тети Веры.

– Может, хоть тетя Вера – князь? – с некоторой надеждой поинтересовалась я. Уж очень хотелось дальше про князей. Но мама только отмахнулась:

– Какой там князь! Во-первых, не князь, а княгиня, во-вторых, и не княгиня, а просто жена дяди Миши. Живет в хуторе Калиновка. Двадцать лет назад я, студенткой, каждое лето к ним ездила. Там так красиво…

Она примолкла, взгляд затуманился воспоминаниями.

– И? – поторопила я ее.

– И доездилась… – невесело хмыкнула мама.

– А-а, значит, он из местных? – поняла я. – Наш князь, хуторской!

– Что он не из местных, я поняла сразу, – покачала головой мама, грустно улыбаясь. – Ослепительной красоты, в белом парадном мундире с золотым шитьем…

– Он что – сразу явился перед тобой в бею? ? Надеюсь, конь, на котором он прискакал, тоже был белым с золотой гривой?

– А вот коня и не было, – тихо продолжила мама. – Был белый мундир, испачканный зеленью. И грязные коленки. Потому что вечером был дождь, и, пока он выползал, то извазюкался основательно…