Станислав Лем - Человек с Марса
- Если как следует подумать, - начал я, - то, может, и верно пятница. Особенно если считать по Гринвичу...
- Не городите чепухи, ближе к делу. Письмо и инструменты при вас?
Я молчал.
- Так... - медленно сказал мой собеседник. - Так. Ну, прежде чем... прежде чем... Короче, скажите нам, кто вас подослал? С какой целью вы приехали? И кто вам сказал, что и как следует сделать, чтобы попасть сюда?
Последние слова он чуть ли не прошипел, показав при этом зубы, которые были еще белее или, скорее, бледнее, чем лицо. Остальные четверо по-прежнему стояли неподвижно, уставившись на меня не то угрожающе, не то выжидающе.
Понемногу я начал что-то соображать. Во всяком случае, это не были психи. Нет. Я оказался полным идиотом. И влип в какую-то паршивую историю.
- Господа, - начал я. Беззаботный тон тут явно был не к месту, однако я продолжал держать марку: - Господа, я - репортер, то есть был репортером "Чикаго уорд". По некоторым причинам два месяца тому назад меня уволили. В поисках работы я приехал в Нью-Йорк. Я здесь уже несколько недель, но ничего не нашел, а что касается того, как я к вам попал, то уверяю вас, это чистая случайность. Думаю, никому не возбраняется покупать "Нью-Йорк таймс"?
- И, отвечая на вопрос о дне недели, говорить в среду, что сегодня пятница... Так, да?
Услышав слова, впервые произнесенные высоким худощавым мужчиной в очках, я повернулся к нему и одновременно отметил, что дверь была загорожена. Там стоял водитель машины с массивным, каменным, невыразительным лицом и целиком заполнял собою дверной проем. Я понял, что они мне не верят.
- Господа, - начал я. - Это глупое стечение обстоятельств... Пожалуйста, позвольте мне уйти... Я ведь ничего не знаю и не понимаю. Не знаю даже, где нахожусь.
- Вы, похоже, не ориентируетесь в ситуации, - медленно проговорил мужчина с бледным блестящим лицом. - Вы не можете отсюда уйти.
- Сейчас - нет. А когда?
- Никогда.
Мне сразу как бы полегчало. Теперь все стало ясно. Те четверо медленно, не спеша сели, прикурили сигареты от маленькой масляной лампы, а я глядел. Я глядел с особой жадностью на их движения, на ярко освещенную комнату, на лицо стоящего передо мной человека, выносившего мне приговор. "Наверно, думал я, - надо что-то сказать, просить, убеждать, подробно объяснять?" Объяснять? Но стоило заглянуть в его глаза, блекло-голубые, далекие, как становилось понятно, что любые мои заверения не имеют смысла.
- Ничего не понимаю, - сказал я, выпрямляясь. - Я устал и голоден. Я не знаю, за что должен умирать. И зачем. Но даже людоеды кормят свои жертвы... Простите, я голоден. - Я замолчал, подошел к столу, вынул из коробки сигарету и прикурил от пламени лампы.
И тут я заметил, что мужчины молча переглянулись, потом - поверх меня глянули на того, который разговаривал со мной, вроде бы их предводителя, и снова застыли. Дверь была забаррикадирована телом, загораживающим доступ к ручке, - оно тянуло фунтов на двести. Я не выспался, был утомлен, голоден. Бороться не имело смысла.
- Дайте ему поесть, - сказал бледнолицый мужчина, - и позаботьтесь о нем. Но как следует!
Водитель молча отворил дверь и подал мне знак.
- Спокойной ночи, господа, - сказал я и последовал за ним.
Дверь хлопнула, я вышел в полумрак коридора.
В тот же момент меня схватили две сильные руки, послышался щелчок, и я почувствовал на запястьях холод наручников.
- Так-то вы обходитесь с гостями, - бросил я, не поднимая головы.
Шофер и его невидимый в темноте помощник, сковавший меня, были не из болтливых. Один тщательно ощупал мои карманы и, не найдя ничего подозрительного, легонько подтолкнул меня вперед.
Я понял это как приглашение к завтраку. Мы шли в тьме египетской не меньше минуты, и тут мой провожатый остановился так резко, что я чуть было не налетел на неожиданно выросшую передо мной, до того невидимую стену. Раздался глухой щелчок, и открылась дверь - прямоугольник света.
Новое помещение напоминало банковское хранилище, вернее сказать, такими их представляют любители детективных романов. Огромные стальные двери захлопнулись за спиной у меня и моего провожатого, заблокированные гигантскими когтями задвижек, ушедшими в пазы дверной коробки. Комната ярко освещалась голой лампочкой. Стены были образованы правильными рядами стальных дверок с массивными ручками и многочисленными замочными скважинами. Единственной мебелью были два стоящих на бетонном полу низеньких стульчика, табурет о трех ножках и небольшой столик. Странно все предметы были из стали. Правда, заметил я это лишь после того, как шофер пододвинул ко мне ногой табурет - тот издал характерный звук.
Я сел, шофер подошел к столику, приподнял крышку и достал из открывшегося таким манером ящика несколько банок консервов и длинную булку. Потом извлек из кармана огромный складной нож, открыл нужное острие, вспорол одну банку, тем же ножом нарезал хлеб и снова принялся шарить по карманам. Наконец он вытащил ключик от моих наручников - именно в тот момент, когда я уже подумал, что он собирается кормить меня сам. Потом сел напротив и принялся наблюдать за моими достаточно однообразными действиями. Созерцание продолжалось до тех пор, пока не опорожнилась банка. Я взглянул на следующую - омары (я очень люблю омаров) - и протянул руку: нож. Шофер немного покривил свою загорелую массивную физиономию, что, видимо, должно было изображать улыбку, отрицательно покачал головой и сам вскрыл банку. "Он меня боится!" - подумал я с удовлетворением, поскольку он весил наверняка раза в два больше меня. Когда и эта банка опустела и была тщательно протерта корочкой хлеба, я спросил:
- Сухой закон?
Шофер снова растянул в улыбке рот, теперь чуть пошире, поднял крышку стола и достал бутылку отличного коньяка. Я думал, он чокнется со мной, но он только вынул пробку и поставил передо мной рюмку для яиц, которой я, однако, пренебрег. Солидная порция коньяка просветлила мне мозговую машинерию: я подумал, что оказался в достаточно интересной ситуации, и уже собрался спросить о возможности хоть как-то поспать в этом паршивом отеле, когда у меня над головой раздался низкий короткий гудок, повторившийся трижды. Шофер едва заметно вздрогнул, вынул наручники и сказал:
- Пошли.
Я заколебался - он отступил на шаг и дотронулся до подозрительно выпячивающегося кармана брюк.
- Подчиняюсь силе, - сказал я громко, улыбнулся и подал руки. Он тоже улыбнулся, правда, малость кривовато, открыл дверь, и мы погрузились в царящую по другую их сторону темень.
Теперь мы шли явно в другое место, потому что в определенный момент он взял меня за руку и потянул. Это было вполне своевременно, иначе б я растянулся во весь рост на ступенях. Мы поднимались по лестнице. Вскоре я заметил постепенно усиливающийся бледно-голубой свет, и наконец мы вошли в широкий безоконный коридор, стены которого освещали заглубленные в поверхность матовые лампочки. Коридор кончался дверью размером во всю замыкающую его стену. Когда мы подошли, шофер подтолкнул меня вперед дверь сама раскрылась и сама за нами, вернее, за мной закрылась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});