Станислав Лем - Непобедимый

— Посадка в точке надира.

Корабль наполнился протяжным стоном турбин, нагнетающих горючее вниз. Зелёный конусообразный столб огня соединил его с дымящейся скалой. Со всех сторон взвились тучи песка, ослепили перископ средней палубы, только в рулевой рубке на экранах радаров всё так же возникали и гасли, повинуясь водящему лучу, очертания ландшафта, тонущего в хаосе тайфуна.

— Стоп при стыке!

Пламя мятежно клокотало под кормой, миллиметр за миллиметром сдавливаемое оседающей тушей ракеты, зелёный ад стрелял длинными брызгами в глубь колеблющихся песчаных туч. Между кормой и опалённым базальтом скалы зияла уже лишь узкая расщелина, полоска зелёного полыхания.

— Ноль — ноль. Все двигатели стоп!

Звенящий удар. Один-единственный, словно лопнуло исполинское сердце. Ракета остановилась. Главный инженер держал руки на двух рукоятках аварийного старта: скала могла не выдержать. Все ждали. Стрелки секундомеров продолжали свои блошиные скачки. Командир с минуту смотрел на указатель вертикали: его серебристый огонёк ни на йоту не отклонялся от красного нуля. Команда молчала. Разогретые до вишнёвого накала дюзы начинали сжиматься, издавая характерные звуки, похожие на хрипящие стоны. Красноватая туча, взвившаяся на сотни метров, оседала. Из неё возникла тупая верхушка «Непобедимого», его корпус, опалённый трением об атмосферу и потому похожий цветом на древние скалы, его шершавая двойная броня; рыжая пыль всё ещё клубилась и вилась у кормы, но сам корабль уже прочно замер, будто стал частью планеты, и теперь вращался вместе с ней неторопливым, испокон веков длящимся вращением под фиолетовым небом, на котором виднелись яркие звёзды, исчезавшие лишь вблизи красного солнца.

— Процедура нормальная?

Астрогатор выпрямился над бортовым журналом, куда он вписал посреди страницы условный знак посадки и время, и проставил в боковой рубрике название планеты: «Регис III».

— Нет, Роган. Начнём с третьей степени.

Роган старался не высказать изумления.

— Есть. Хотя… — добавил он с фамильярностью, которую Горпах порой ему разрешал, — не желал бы я быть тем, кто сообщит это команде.

Астрогатор, будто не слыша этих слов офицера, взял его за плечи и подвёл к экрану, словно к окну. Песок, отброшенный выхлопами при посадке, образовал нечто вроде неглубокой котловины, увенчанной сыпучими дюнами. С высоты восемнадцати этажей смотрели они сквозь трёхцветную плоскость электронных импульсов, воссоздающую точный образ мира за стенами ракеты, на скалистую зубчатую стену кратера, находившегося в трёх милях отсюда. На западе её поглощал горизонт; на востоке под её обрывами скопились чёрные непроглядные тени. Застывшие гребни лавы, проступавшие из-под песка, были цвета засохшей крови. Одинокая яркая звезда пылала в небе, у верхнего края экрана. Катаклизм, вызванный сошествием с небес «Непобедимого», миновал, и вихрь пустыни, стремительный поток воздуха, вечно мчащийся от экватора к полюсу планеты, уже вдавливал первые песчаные языки под корму корабля, словно стараясь терпеливо залечить рану, нанесённую выхлопным огнём. Астрогатор включил сеть наружных микрофонов, и злобный отдалённый вой вместе с шуршанием песка, трущегося о броню, на миг наполнил высокую просторную рубку. Потом Горпах выключил микрофоны, и настала тишина.

— Так это выглядит, — медленно проговорил он. — Но «Кондор» отсюда не вернулся, Роган.

Роган стиснул зубы. Он не мог препираться с командиром. Налетали они вместе немало парсеков,[2] но дружба у них не завязалась. Может, сказывалась большая разница в возрасте. Или пережитые вместе опасности были невелики. До чего же беспощаден этот человек с волосами почти такими же белыми, как его одежда! Без малого сотня людей неподвижно стоит на своих местах, окончив напряжённую работу — сближение, триста часов торможения накопленной в каждом атоме «Непобедимого» кинетической энергии, выход на орбиту, посадка. Почти сто человек, целые месяцы не слыхавших шума ветра и научившихся ненавидеть пустоту так, как может ненавидеть её лишь тот, кто знает, что это такое. Но командир об этом, верно, не думал…

Горпах медленно пересёк рулевую рубку и, опершись рукой о спинку кресла, пробормотал:

— Мы не знаем, что это такое, Роган.

И вдруг резко спросил:

— Чего вы ещё ждёте?

Роган быстро подошёл к распределительным пультам, включил внутреннюю проводку и голосом, в котором ещё дрожало подавленное возмущение, отрывисто заговорил:

— Все отсеки, внимание! Посадка завершена. Наземная процедура третьей степени. Восьмой отсек: готовить энергоботы. Девятый отсек: батареи экранировки — на запуск. Техники прикрытия — на посты. Остальная часть команды — по назначенным рабочим местам. Конец!

Когда он говорил это, глядя на мигающий соответственно модуляциям голоса глаз усилителя, ему казалось, что он видит, как их вспотевшие лица, поднятые к репродукторам, внезапно застывают от удивления и гнева. Теперь лишь они поняли; лишь теперь начинают ругаться.

— К наземной процедуре третьей степени приступили, командир, — сказал он, не глядя на старика.

Тот посмотрел на него и неожиданно усмехнулся уголками губ:

— Это лишь начало, Роган. Может, будут ещё долгие прогулки на закате, кто знает…

Он вынул из неглубокого стенного шкафчика узкую тонкую книгу, открыл её и, положив на ощетинившийся рукоятками белый пульт, спросил:

— Читали вы это?

— Да.

— Последний их сигнал, зарегистрированный седьмым гиперреле, дошёл до проксимального буя в зоне Базы год назад.

— Я наизусть знаю его содержание. «Посадка на Регис III завершена. Планета пустынная, типа Субдельта-92. Выходим на сушу согласно второй процедуре в экваториальной зоне континента Эвана».

— Да. Но это был не последний сигнал.

— Знаю, командир. Сорока часами позже гиперреле зарегистрировало серию импульсов — будто бы передачу морзянкой, но лишённую всякого смысла. А потом — странные, несколько раз повторявшиеся звуки. Гертель назвал их «мяуканьем котов, которых тянут за хвост».

— Да… — произнёс астрогатор, но видно было, что он не слушает.

Он опять подошёл к экрану. На самом краю поля зрения, вплотную к ракете, выдвинулись звенья пандуса, по которому ровно, как на параде, двигались один за другим энергоботы — тридцатитонные машины, покрытые силиконовой огнеупорной бронёй. По мере того как они сползали вниз, их колпаки всё больше раскрывались и поднимались, просвет между ними всё увеличивался; съезжая с пандуса, энергоботы глубоко погружались в песок, но шли уверенно, вспахивая песчаный холм, который уже нанесло ветром вокруг «Непобедимого». Они попеременно расходились то в одну, то в другую сторону, и через десять минут корабль был окружён цепью металлических черепах. Остановившись, энергоботы начали размеренно зарываться в песок, пока не исчезли, и лишь сверкающие пятнышки, равномерно размещённые на рыжих песчаных скатах, указывали места, из которых выступали купола эмиттеров Дирака. Стальной пол рубки, покрытый пенопластом, дрогнул. Тела людей пронизала дрожь — быстрая, как молния, отчётливая, хоть и еле уловимая, — и исчезла; ещё мгновение от неё сводило челюсти и всё расплывалось перед глазами. Но это не длилось и полсекунды. Вернулась тишина, её нарушало лишь отдалённое, плывущее снизу бормотание запускаемых моторов; чёрно-рыжий хаос скал и вереницы медленно ползущих песчаных волн снова чётко обозначились на экранах, и всё было как прежде, но над «Непобедимым» распростёрся невидимый купол силового поля, закрывая доступ к кораблю.