Экспедиция - Полина Люро
Как только Миси начала уверенно ходить, стало невозможно прятать её «особенность» под расписным платком ― согласно местным обычаям, до двенадцати лет дети не имели права закрывать волосы. Нам приходилось всё время переезжать с места на место, скрывая малышку от посторонних глаз, что очень сильно мешало работе…
В конце концов, намучившись, «старшие» приняли трудное решение свернуть экспедицию и вернуться на Родину, но было уже поздно. Слухи о «чудесном ребёнке», якобы приносящем удачу и богатство, взбудоражили людей, и одна из многочисленных, борющихся за власть «армий», а, по сути, банд головорезов попыталась выкрасть Миси. Наш дом в небольшом городке был разрушен и сожжён дотла, а вместе с ним в огне погибло всё научное оборудование. Связь с руководством была потеряна…
Спасаясь, членам экспедиции пришлось бежать в малонаселённые горные районы, с трудом выживая в окружении неприветливых, косо посматривавших на чужаков аборигенов. И всё, что нам оставалось ― слабеющая с каждым днём надежда, что помощь рано или поздно придёт. Благодаря большому опыту разведчиков мы продержались в этом кошмаре три долгих года, показавшихся избалованному благами цивилизации подростку бесконечными и невыносимыми.
Собирая хворост в заснеженном лесу или оттирая заплёванные полы в паршивой забегаловке, попутно отбиваясь от недвусмысленных предложений пьяных идиотов, бывшая «звезда Академии» и «надежда нации», как когда-то называли меня в прессе, вытирала разбитый в очередной драке нос рукавом застиранной рубахи, мысленно изобретая всё новые жестокие наказания своим обидчикам. И, прежде всего, тем двоим, поставившим личные интересы выше научной работы, обрёкшим экспедицию на провал и, как я тогда считал, сломавшим мне жизнь.
Отправляясь на своё первое задание, наивный мальчик мечтал, вернувшись домой через два года, пополнить академическую энциклопедию статьями о языках, культуре и традициях народов далёкой планеты. Самый молодой академик Содружества Эрни Майн ― звучало так заманчиво… А в результате из меня получился худой, неуверенный в себе подросток, готовый на любую, даже самую грязную работу, обречённый ежедневно бороться за жизнь на этой забытой богом земле….
Как бы я ни ненавидел «старших товарищей», считая их причиной своих бед, на Миси это чувство не распространялось. Напротив, она была единственным светлым лучиком в окутавшем меня мраке. Малышка, вынужденная всё время прятаться, и нелюдимый подросток сблизились, потому что оба были несчастны…
В то время казалось, что хуже уже быть не может, но вскоре жизнь преподнесла гордецу очередной урок, доказав, что не стоило так опрометчиво жаловаться на судьбу. На самом деле, Гала и Жак защищали нас изо всех сил, благодаря им у семьи была пусть и дырявая, но крыша над головой. Однажды погожим весенним днём эти двое отправились в горы собирать какие-то целебные корешки, стоившие на местном рынке баснословно дорого, и… не вернулись назад ни через день, ни через месяц.
Так мы с Миси остались вдвоём, только тогда я в полной мере осознал значение слов ― полная безысходность и отчаяние. Это был самый трудный отрезок в моей недолгой жизни, быстро превративший «страдающего» эгоистичного подростка в мужчину. Теперь мне не на кого было рассчитывать, пришлось заботиться и о себе, и о Миси. Видит бог, я старался изо всех сил, и вот чем это закончилось ― пряча лица за платками, мы брели среди таких же несчастных в ближайший город, надеясь хотя бы там не умереть с голоду…
Поправив всё время сползавшую со спины задремавшую «сестрёнку», облизал пересохшие губы ― пить хотелось неимоверно, но воды оставалось слишком мало. Шедший рядом крестьянин рассказал, что колодец, до которого было ещё полдня пути, может оказаться пуст ― зимой почти не выпало снега, а дожди этим летом не баловали засушливую каменистую равнину. Приходилось экономить остатки солоноватой влаги в заметно отощавшем, доставшемся мне в наследство от Жака бурдюке.
Неожиданно люди впереди нас остановились, и, видя, что они усаживаются на траву, я последовал их примеру, положив головку спящей Миси себе на колени и прикрыв её худенькое тельце единственным шерстяным одеялом. Голова была пуста, как, впрочем, и желудок. Прислушавшись к его голодному бурчанию, наконец решился доесть надкусанную с утра лепёшку ― иначе до города маленькая «семья» могла и не дойти…
Неудивительно, что после пусть и не сытного обеда глаза слипались ― вторые сутки спал урывками, боясь отстать или быть ограбленным своими же попутчиками. Но сил уже не осталось, и как бы я ни уговаривал себя потерпеть ещё немного, измученный организм решил по-своему ― меня затянуло в неглубокий тяжёлый сон.
Было тяжело брести по барханам, по колено проваливаясь в вязкий и почему-то очень холодный песок. Ноги застревали в нём, и каждый шаг давался с трудом, но я знал ― надо идти, потому что впереди маячила, расплываясь и дрожа, тоненькая фигурка Миси. Она тоже еле переставляла маленькие ножки, всё время оглядываясь, и звала на помощь. Её хрупкий, как звон бьющегося хрустального бокала, голосок едва долетал до меня:
— Эрни, Эрни, на помощь! ― и это пугало даже больше, чем тёмная мужская фигура в балахоне, тащившая малышку за руку ― дело в том, что Миси за свои четыре года ещё не произнесла ни слова…
Внезапно в лицо ударил порывистый ветер, обжигая щёки ворохом колючей ледяной крошки, и, всё ещё не проснувшись и думая, что продолжаю догонять удалявшуюся малышку, я еле открыл словно залитые воском веки: вокруг бушевала метель. Это было неожиданно ― лето едва закончилось, и до настоящих зимних бурь было ещё очень далеко, но бьющие по коже снежные хлопья и полное отсутствие видимости уже на расстояние вытянутой руки окончательно меня разбудили.
Шею обвили маленькие тёплые руки Миси, и я, быстро стряхнув снег с одежды, прижал названую сестрёнку к груди, стараясь успокоить не только её, но и своё вздрагивающее от страха сердце:
— Тише, тише, Ми… Подумаешь, обыкновенный снег, в это время года в предгорьях такое бывает ― метель долго не продлится, вот увидишь. Через час всё растает, и мы продолжим путь… ― шептал я, в панике целуя носик малышки и одновременно пытаясь сообразить, как теперь поступить.
Где-то совсем рядом раздавались встревоженные голоса и крики людей, но звать на помощь я не стал ― всё равно никому не было до нас дела ― как и пытаться идти куда-то в этой внезапно наступившей белесой мгле. Решил остаться на месте ― лёг на землю, прижав к себе Мисси и накрывшись с головой одеялом, шепча молитву о том, чтобы всё это побыстрее закончилось.
Не знаю, насколько разумным было моё
