Ингеронт - Александр Павлович Никишин
– Мне казалось, что это обезьяны, – возразил президент.
– А также слоны и дельфины, – парировал советник. – Однако с ними, как можно догадаться, слишком много возни в плане условий содержания и прокорма.
– И чем увенчались опыты над этими животными? – спросил президент.
– Крысы стали преодолевать самые замысловатые лабиринты, из которых не могли выбраться экземпляры из контрольной группы, а свиньи влёгкую решать логические задачи повышенной сложности с помощью компьютера.
– Даже так? – не смог скрыть своего удивления президент. – А затем этими коктейлями стали потчевать молодых, талантливых и никому не известных учёных с целью?..
– С целью объединить их в коллектив, затем расширить им сознание препаратами, поставить перед ними конкретную задачу и посмотреть, что из этого получится.
– Это что-то из «Цветов для Элджерона»? – спросил президент.
– Только в конечных его главах, а в остальном, скорее, нечто вроде «Областей тьмы», – ответил советник.
– Что-то получилось?
– Получилось. Причём результат превзошёл всякие ожидания.
– Конкретнее, – потребовал разъяснений президент.
– Было сделано очень значимое открытие в области биохимии человека и фармакологии.
– Что же они там изобрели? – поднял вопросительно брови президент. – Неужели панацею от всех болезней?
– В общих чертах, – снова было уклончиво ответил советник, но заметив на лице президента недовольную гримасу, быстро исправился. – Созданный препарат является мощнейшим геропротектором.
– Чем? – не понял президент.
– Средством, существенно замедляющим геронтологические процессы в человеческом организме.
– Средство от старости, вы хотите сказать?
– Именно оно, – утвердительно кивнул советник.
– Уж не эликсир молодости сварили? – недоверчиво спросил президент.
– Эликсиры – из области алхимии, – отвечал советник. – Созданная виртуальная модель прототипа препарата – это, по сути, геронтопротекторно-гормональный комплекс с условным наименованием «Ингеронт» – ингибитор старения. Макото Наканиси, который занимается подобными исследованиями, такое даже и не снилось. При должном соблюдении условий приёма препарата продолжительность жизни, за счёт замедления геронтологических процессов в организме, может достигать… – советник сделал глубокий вдох, заполняя паузу, а затем выпалил:
– В среднем двести-двести пятьдесят, а максимально до четырёхсот лет!
– Сколько-сколько?! – не поверил услышанному президент. – Сколько вы сказали? Повторите, пожалуйста.
Советник повторил цифры уже спокойным голосом.
– Это уже какие-то «Пять капель эликсира» братьев Стругацких, – произнёс президент после некоторого молчания.
Затем он спросил:
– Это, как я понял, ещё не готовое изделие?
– Пока нет, – отвечал советник. – Формула комплекса пока существует только в виртуальном исполнении. Со сталактита, образно говоря, как было в упомянутом вами произведении, пока ничего ещё не накапало.
– Откуда тогда такие выводы?
– Формулу прогнали через виртуальные биохимические конструкции, имитирующие человеческие организмы в динамике.
– Через что?.. В чём?.. – не понял президент.
– Через виртуальные копии людей различных возрастов, габитусов и состояний здоровья в симуляции протекания жизни до естественного биологического завершения, – пояснил советник. – Конечные выводы и дали упомянутые мной сроки продолжительности жизни.
– Говорите, что это только виртуальная модель? Теоретическая… По сути, расчёт состояния сферического коня в вакуум.
Президент надеялся, что вопросы прозвучат как риторические и ему не придётся выслушивать пространные ответы, но не тут-то .было.
– Атомная бомба вначале тоже была своего рода сферическим конём в вакууме, придуманная в теории. Одиозные скептики терзали ученых одним и тем же вопросом: «А если не получится?», и мечтали, что всё сведётся к практическому воплощению ответа: «Тогда невозможность ядерного взрыва будет доказана», но, в конце концов, сверкнуло ярче тысячи солнц и задуло посильней божественного ветра камикадзе. Придумали, между прочим, в докомпьютерную эпоху, когда в распоряжении учёных были только логарифмические линейки да арифмометры.
– В меня хотите причислить к одиозным скептикам? – не преминул полюбопытствовать президент.
– Скепсис не в вашей натуре, – ответил советник. – Вам более свойственен критический склад мышления.
– Оставьте ваши комплименты, – сказал президент. – Ответьте, какова степень вероятности превращения продукта виртуального в продукт реальный?
– С вероятностью в девяносто два процента потребуется от трёх до пяти лет, чтобы синтезировать ингеронт и ещё около десяти на различные тестирования, чтобы, так сказать, довести комплекс до ума перед выпуском в свет. Вот такой вот получается проект.
– Девяносто два – это считай все сто, невзирая на оставшиеся восемь на неудачу, – задумчиво протянул президент. – В университете я прослушал курс теории вероятностей. Итак, от нового дивного мира нас отделяет всего каких-то пятнадцать лет… Вам не кажется, что открытие это сделано несколько преждевременно? Лет, этак, на семьдесят-сто раньше своего срока минимум?
– Возможно, – уклончиво ответил советник.
– Да что там «возможно»! – взмахнул рукой президент. – Определённо – «точно». Я на все сто уверен, что этот проект по расширению сознания с целью получения конкретных результатов был развёрнут отнюдь не только в нашей стране, но по всему миру. В абсолютном большинстве случаев, я полагаю, они завершились пшиком, а у нас выстрелил. Поэтому-то, судя по отчётам госбезопасности, «наш проект» имеет статус особого значения для некоторых мультинациональных корпораций и зарубежных спецслужб. Наша операция по пресечению деятельности автономного филиала спутала им планы, и они потеряли след. Но это лишь на время. Скоро будет объявлена Большая Охота.
– Вы так считаете? – поинтересовался советник.
– А как же иначе? Представляете, что для некоторых означает четыреста лет жизни? Дэвид Рокфеллер семь раз делал операцию по пересадке сердца, чтобы прожить сто один год. Какие ассоциации вызывает у вас имя Рокфеллер? – неожиданно спросил президент.
– Ну, гм, судя по некоторым отзывам на его кончину… – стал говорить советник.
– Вот именно, что отнюдь не радужные, – закончил за него президент. – А представьте себе такого субъекта, живущего все четыреста? А нескольких тысяч таких жадных, властных стяжателей и узурпаторов, не терпящих каких бы то ни было возражений и критики в свой адрес и живущих сотни лет? У них будет достаточно времени, чтобы перебить хребет истории и гальванизировать мертворождённое дитя Фукуямы. Только тогда речь пойдёт не о конце истории, а о её трупе.
– Не слишком ли вы гиперболизируете? – спросил советник.
– Это логика! – отрезал президент. – Человечество ещё не доросло до такого дара как формальное бессмертие. Что есть судьба человека в руках, людей, обличённых богатством и властью?
– Вы это у меня спрашиваете?! – опешил советник.
– Вот-вот, – поднял палец кверху президент. – И это всего лишь отношение смертных, у которых есть всё, к смертным, у которых нет ничего, но равных друг другу в плане человеческой физиологии, то есть биологической смерти.
– Ну, богачи и власть имущие, в среднем, живут несколько дольше обычных людей, – уточнил советник.
– В среднем, прошу вас отметить. В среднем. Это относительное преимущество. Обычные люди тоже доживают, хоть и не в массе своей, до весьма преклонных возрастов. Однако, представьте, как всё повернётся, если преимущество из относительного станет намеренно абсолютным. Четыреста лет жизни – это, по сути своей, уже бессмертие.
