Кэролайн Черри - Русалка
В самом конце дороги он заметил всадников и понял, что поиски охватили теперь все улицы и переулки.
— Он убежал, скорее всего, в другую сторону! — прокричал кто-то из них.
В этот момент зазвонил колокол, извещавший об охоте на вора. При этом звуке распахнулись ставни во всех домах переулка.
Петр старался держаться все время в тени, а затем, сопровождаемый собачьим лаем, бросился в чей-то сад. Он бежал, а страх только придавал ему силы и выдержку. Миновав три квартала, он уже со спокойным лицом, уверенной неторопливой походкой заставил себя войти в освещенный фонарями конюшенный двор трактира «Олениха». Там он заплатил молодому конюшему, чтобы тот отнес записку Дмитрию, который должен был находиться в общем зале.
— Мне нужно поговорить с ним, — пояснил он и добавил, чтобы малый ненароком не напугал Дмитрия: — Это записка от его сестры…
Петр надеялся, что конюший не обратил особого внимания на его трясущиеся руки и прерывистое дыхание.
— Поторопись, малый!
Через некоторое время конюший вернулся в сопровождении Дмитрия и указал тому пальцем в самый темный угол. Тогда Петр вышел вперед, чувствуя, как подрагивают его колени и тело пронзает острая боль от раны. Слабость охватила его именно сейчас, когда он надеялся вот-вот получить помощь.
— Ты весь в крови, — воскликнул Дмитрий.
— Это все люди старика Юришева, — сказал Петр. Ему было стыдно признаться, что это сделал сам боярин, и поэтому он старался говорить уклончиво. — Женщину вынудили поступить таким образом, я больше чем уверен в этом…
Он сделал несколько шагов в сторону приятеля, чувствуя, что вот-вот упадет, и попытался ухватиться за Дмитрия. Но тот очень поспешно убрал свою руку и отступил назад, показывая тем самым, что у него нет желания быть замешанным в этом деле.
— Я не шучу, Дмитрий!
— Так, значит, вот почему вся эта суматоха на улицах? А боярская стража? Они видели тебя?
А тем временем, колокол продолжал звонить, напоминая об опасности всем жителям Воджвода.
— Они видели меня, да еще и ранили в бок. Ради Бога, Дмитрий, не будь таким недоверчивым. Послушай, мне нужно где-то спрятаться, пока все не утихнет…
— Но только не у меня! Поищи какое-нибудь другое место, но только подальше от меня! Я не хочу иметь никаких неприятностей, связанных с этим!
Петр, словно в шоке, неподвижно смотрел на Дмитрия.
— Тогда, может быть, Василий…
— Ни Василий, ни кто либо еще! — очень резко сказал Дмитрий. — Это звонит колокол, предупреждающий об охоте на вора. Слышишь? Убирайся отсюда!
— Я хочу сам попросить Василия, — сказал Петр, собираясь было идти прямо на постоялый двор. Но Дмитрий схватил его за плечо и повернул с такой силой, что Петр едва не согнулся от боли.
— Нет, — прошипел Дмитрий. В слабом свете фонарей его лицо напоминало застывшую маску. — Нет! Мы не хотим иметь с тобой дела при подобных обстоятельствах! Подумать только, жена Юришева?! Ведь его двоюродный брат заседает в суде!
— А твоя сестра — княжна…
— Оставь в покое мою сестру! Не впутывай ее в эту историю! Только попробуй упомянуть стражникам ее имя или имя моего отца — и я вырву твое сердце, Петр Кочевиков! А теперь оставь меня! Убирайся отсюда!
Дмитрий быстро поднялся на освещенное крыльцо трактира, а Петр неподвижно смотрел ему вслед, испытывая такое же чувство, какое он только что уже испытал, глядя в лицо боярина Юришева. Он ощутил, как дрожат его колени и подгибаются ноги, будто он израсходовал весь запас своих сил. Возможно, это было следствием того, что ему потребовались дополнительные силы для излишней смелости и решительности, а, может быть потому, что они были просто ограничены, и после всех злоключений сегодняшней ночи, когда он выдерживал удар за ударом, его сил хватило лишь на то, чтобы добраться до постоялого двора, где он надеялся получить помощь друзей. Но, как теперь оказалось, ему больше некуда было идти.
Сейчас он сам должен решиться на что-то. Конюший видел его здесь и наблюдал за его встречей с Дмитрием. И если у Дмитрия из-за этого возникнут какие-то неприятности, то его отец доберется до Петра, где бы тот ни был, и ему не придется рассчитывать на пощаду.
С этими мыслями он вышел за ворота конюшни и нырнул в ближайший переулок. В этот момент звон колокола прекратился. «Это хорошо», — подумал Петр и затаил дыхание. У него даже закружилась голова при мысли о том, что вся эта суматоха постепенно затихнет.
Или его преследователи временно разошлись по домам и погоня готова вот-вот возобновиться с новой силой?
Он продолжал идти и чувствовал, как кровь все сильнее истекает сквозь прижатые к ране пальцы, а в ушах все настойчивее раздаются глухие тяжелые удары, которые заглушают все остальные звуки. Нарастающая боль в боку и спине мешала ему осмысленно воспринимать окружающую обстановку. Единственное, что еще не подводило его, были глаза, которые обшаривали улицу в поисках подходящего убежища.
Так он шел, полагаясь на зрительную память, и наконец добрался до колодца, за которым были знакомые ворота, украшенные петухами, миновав которые он оказался на мощеной бревнами, покрытой грязью дорожке. Спотыкаясь и скользя по жидкой грязи, он добрался до конюшенного двора, куда через изрезанные полосками света ставни доносились смех и крики из переполненного трактира. Он мог даже различить голос Федора Мисарова, который велел принести очередной кувшин вина из погреба.
Ноги сами потащили Петра подальше от трактира. Федор Мисаров всегда поддерживал сторону Юришева, который, в свою очередь, держал в кармане всю местную власть. Петр подумал о том, не поискать ли ему темное местечко где-нибудь в конюшне, где он смог бы немного отдохнуть. Он хотел лишь присесть в темноте… собраться с мыслями, привести в порядок дыхание и вновь обрести остроту восприятия окружающего, чтобы обдумать, что делать дальше, куда идти, а может быть… может быть, вывести одну из лошадей, стоящих сейчас в конюшне, и… на время вообще сбежать из Воджвода.
Он вырос на улицах этого города, родившись здесь, он провел тут всю жизнь, а о других местах знал лишь по рассказам Василия да Дмитрия или их приятелей. Но он был уверен, что обязательно найдет подходящее место, где сможет укрыться. Его способности помогут ему отыскать тот единственный счастливый путь, который приведет к удаче. А он очень верил в свою судьбу…
… Если бы только утихла боль, если бы только он не потерял вместе с вытекающей кровью остатки жизни…
Он прилег, уткнувшись лицом в солому, не обращая внимания на фырканье лошадей, которых встревожило его присутствие, а может быть, и запах крови, разносившийся в темноте конюшни. Но все звуки, возникавшие сейчас во дворе, тонули в громком пении, по-прежнему доносившемуся из трактира. Так он лежал, отдыхая от пережитого напряжения, и уговаривал себя, что кровь не будет так сильно вытекать, если он будет лежать тихо, не делая лишних движений.
Но смертельный страх не проходил. Ведь он, на самом деле, знал, что обманывает сам себя: кровь по-прежнему вытекала из раны, и он был близок к потере сознания. В этот момент лошадь неожиданно пришли в движение, и послышался чей-то голос:
— Тппру-у, Хозяюшка, в чем дело?
Ему даже показалось, что недалеко от него появился свет, и даже послышались звуки приглушенных шагов, будто кто-то шел по соломе. Если это люди боярина, выследившие его, то они наверняка убьют его прямо здесь.
Но это был всего-навсего мальчик, который в поднятой руке держал фонарь. Петр узнал в нем Сашу Мисарова, который теперь замер в нескольких шагах, не сводя с него застывшего испуганного взгляда. Вопрос же о том, что здесь делает Петр, прозвучал по меньшей мере, глупо.
— Я умираю, — огрызнулся тот, пытаясь приподняться. Но это была неудачная попытка. Он тут же упал вниз лицом, на солому, и даже закричал, когда Саша попытался его поднять.
— Я схожу за дядей, — сказал Саша.
— Нет! — Петр был еще в состоянии говорить, несмотря на то, что лицо его полностью утонуло в соломе, сердце тяжело стучало, а дыхание было затруднено. Его тело только что испытало новый приступ боли, и теперь казалось, он всем своим существом пытался определить, насколько лучше или хуже его новое положение. — Нет! Только позволь мне немного отдохнуть здесь. Не зови своего дядю. Я попал в беду и не хочу, чтобы и он оказался замешан в этом. Я только отдохну здесь и через час-другой отправлюсь своей дорогой…
— Но ведь ты истекаешь кровью, — сказал мальчик.
— Я знаю об этом, — проговорил Петр сквозь зубы. — У тебя есть что-нибудь для перевязки?
— Только то, что я использую для лошадей.
— Принеси!
Мальчик исчез. Петр по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в солому, и пытался собрать силы, чтобы еще раз попытаться встать: возможно, что его не оставляло желание выбраться из конюшни на улицу, отыскать там укромное место и присесть. Может быть, он смог бы послать мальчика в «Цветок», чтобы тот попытался привести оттуда его лошадь…
