Фред Саберхаген - Звезда Берсеркера (Клуб Любителей Фантастики — « L»)

Томас Цепкий, заметив это слабое место противника, как следует вычислил выигрышный промежуток времени, потом, поймав меч на возвращении в боевое положение, нанес удар копьем. С глухим звуком копье вошло сквозь рваную рубашку в торс Ванна, чуть повыше его пояса с ушами-трофеями. Какая-то бездумная и безумная печаль отразилась на лице Ванна, когда он увидел фонтан собственной крови, а потом всякое выражение исчезло с его лица навсегда.

Фарли Эйкоский, покидая место четвертого дня Турнира, вместе с тремя другими победителями, чтобы возобновить их медленный путь вверх, был встревожен потусторонним чувством — казалось, что боги вдруг позабыли о горстке уцелевших бойцов. Бросив у поворота взгляд назад, через плечо, он увидел четыре лежащих на земле тела и серого раба со свинцовой битой на поясе, который начал копать скромные могилы, где погибшим суждено было теперь лечь на вечный отдых. Айзексон, шагая рядом с Фарли, продолжал тоже оглядываться, и его тоже что-то тревожило. Фарли был на грани того, чтобы заговорить о том, что беспокоило его чувства, но промолчал, не зная, как облечь эти чувства в необходимые слова.

Омир Келсумба, чей страшный топор был невинно завернут в тряпицу, словно обычный инструмент дровосека, шагал в нескольких шагах впереди, легко и пружинисто, хотя склон казался бесконечным. Мысли его были далеко, там, где остались его больные детки и жена. Когда-нибудь, если он победит, он сможет вернуться навестить семью, скользя в ночи бесплотным духом, или под видом случайного путника, с измененной внешностью. Всем известно, что боги такие вещи умеют делать, а, выиграв Турнир, он станет богом.

Раньше у него случались периоды сомнения, но теперь он был вновь убежден — он победит. Он становился сильней с каждой победой. Он чувствовал, как богоподобная сила растет у него внутри. С тех пор, как он стал мужчиной, еще никому не удавалось против него выстоять, и теперь тоже никто не выстоит. Кончится Турнир, он станет богом, а боги умеют не только убивать, но и лечить, как им заблагорассудится. Когда он займет свое место справа от Торуна, богиня исцеления не сможет отказать ему в просьбе. И он вылечит своих малышей. Еще никогда дети бога не умирали в жалкой лачуге от злой болезни или по несчастливой случайности.

Шагая рядом с Омиром Келсумбой, но совершенно не догадываясь о его мыслях, Томас Цепкий был поглощен собственными. Несмотря на то, что он всю жизнь сталкивался с чужой и собственной жестокостью — был он и бандитом, и солдатом, и телохранителем, и наемным охотником, выслеживавшим опасных людей, — Томас время от времени все равно попадал в лапы почти парализующему страху увечья или смерти. Чтобы страх этот остался незамеченным снаружи, требовался железный самоконтроль. Сейчас этот страх начал опять его охватывать, появилось предчувствие, что он должен проиграть следующую схватку. Он видел перед собой лишь широкое лезвие топора Келсумбы, и одновременно он страшился на него смотреть. Томас имел достаточный опыт и знал из этого опыта, что если он не поддастся страху до момента, когда нужно будет ступить в круг, то страх исчезнет сам собой. Тогда все будет в порядке, времени думать о страхе уже не останется. Тогда против него никому не выстоять. И теперь, поднимаясь по каменной дороге к месту нового круга, он старался держать себя в железном кулаке воли и ни о чем не думать.

Дорога подошла к двум башням-близнецам. Часовые с башен мрачно отсалютовали воинам своими тяжелыми копьями.

— Личный парк богов, — пробормотал Томас, глядя по сторонам. Они продолжали шагать вдоль дороги. Теперь она стала шире, по краям ее ограничивали красивые гравиевые дорожки, а за пределами дорожек приветливо зеленели специально выведенные ползучие стебли-травы.

— Да, — сказал почтительный голос Фарли Эйкоского. — Наверное, среди этих деревьев мы могли бы увидеть и самого Торуна.

Никто на это ничего не ответил. Вскоре Елгир, сопровождающий их священник, дал сигнал остановиться. Потом отвел их на некоторое расстояние от дороги. Здесь они расположились лагерем.

Почва была тут мягче. Лагерь — как никогда мал. И ночь — темна и неподвижна, словно могила. Или почти могила.

9

Шенберг, де ла Торре, Атена и Селеста были сопровождены обратно в отведенные им комнаты. Несмотря на комфортабельность этих комнат, каждая теперь имела охрану, и всякие претензии на то, что земляне — гости, а не пленные, были отброшены. Физического вреда никому нанесено не было. Но всех их обыскали, отобрали коммуникаторы. Андреас покинул землян, а те, кто остался, не спешили отвечать на вопросы и протесты. Пока их вели из Храма обратно в комнаты, они успели обменяться несколькими репликами.

— Чего бы они не хотели от нас, они этого не скажут, пока не будут готовы. Сейчас самое важное — не терять голову. — Таков был совет Шенберга своим спутникам.

— Мы будем тебя поддерживать, Оскар, — решительно сказала Атена. На ее фоне лица Селесты и де ла Торре выглядели раздражающе испуганными.

Шенберг подмигнул Атене. Потом они были помещены в отдельные комнаты. Шенберг услышал, как заперли и заложили засовом дверь. Его личный слуга исчез, а, выглянув через решетку окна, Шенберг увидел, что у двери стоит часовой. Шенберг вытянулся на мягкой постели, постарался успокоиться и подумать. Некоторое время спустя он поднялся и попытался стуком по стене, общей с комнатой Атены, наладить с ней связь. Ответа не было. Очевидно, кладка была слишком толстой.

К собственному изумлению, спал он хорошо, и на следующее утро почувствовал себя достаточно отдохнувшим. Явилась охрана, чтобы отвести его к Андреасу. Он с радостью последовал за ними. Они вошли в Храм через одну из боковых незаметных дверей, снова спустились по ступеням и оказались в похожей на тюремную камеру комнате, куда просачивался сквозь единственное высокое окно серый свет утра. За столом сидел Андреас. Эскорт просалютовал и покинул комнату. Шенберг остался лицом к лицу со старым и безобразным Высшим Священником. Андреас был легче его весом и гораздо старше биологически. Но на поясе бело-пурпурного одеяния у него висел кинжал, и Высший Священник, казалось, совершенно не испытывал опасений, оставаясь в комнате вдвоем с более сильным и тяжелым мужчиной, который, к тому же, недавно стал его врагом.

Дверь за солдатами еще не успела закрыться, когда Шенберг заговорил:

— Андреас, если ты умный человек, то освободишь нас немедленно. Андреас спокойно показал на кресло, но Шенберг остался стоять.

Высший Священник сказал:

— Я смогу освободить вас из-под охраны в одном случае — если буду уверен в вашем согласии сотрудничать с нами в одной операции, для которой необходим ваш корабль. Ваше согласие очень нам поможет, хотя мы обойдемся и без него, если придется.