Река меж зеленых холмов - Евгений Валерьевич Лотош
– Майя, а можно я все-таки начну с начала, предварительно дав определения? – с ехидными нотками в голосе поинтересовался Джао. – В точности, как ты любишь?
– Валяй, – милостиво кивнула Демиург, и ее устремленный на Кансу взгляд стал задумчивым. – Начни с места, когда тебе вообще идея в голову пришла.
– Она не мне пришла. Она возникла задолго до меня. Ты у нас поумнее Камилла…
– Спасибо, Джа, – Камилл отвесил царственный поклон. – Я ценю твое высокое мнение.
– …так что в психологии разбираешься получше его, – невозмутимо закончил фразу Джао. – Какова, по-твоему, причина возникновения упорядоченных верований в сверхъестественное?
– Мне начать с цитирования предисловия к какому-нибудь учебнику или диссертации? – деловито поинтересовалась Майя. – Поиск выдает больше полутора тысяч полностью и частично уцелевших источников начиная с девятнадцатого века.
– Ты своими словами. Ты ведь интересовалась темой, я знаю. Ну?
– У меня нет короткого ответа, Джа. Масса причин. Что ты хочешь услышать? Вернее, так: твоя версия?
– Смерть. Причем смерть не собственная, а чужая. Вот как у Каси сейчас.
Джао покосился на Кансу.
– Смириться со своей собственной смертью сложно, но можно. В конце концов, она касается только тебя. Когда умираешь сам, все заканчивается раз и навсегда. Куда тяжелее смириться со смертью любимых и близких – они уходят, а ты остаешься жить с сознанием утраты. Зачастую человеку легче пожертвовать своей жизнью, чем позволить умереть тому, кто ему дорог. Верования в загробную жизнь, перерождение или продолжение существования в той или иной форме в прежнем мире – все это не только и не столько попытка понять, что станет с самим тобой. Это прежде всего попытка доказать себе, что дорогие тебе люди по-прежнему живы, пусть и не доступны тебе. Ребенок, который убеждает себя, что мертвая мама просто уехала и скоро вернется – тот зародыш, с которого начинается любая вера. И главный столп любой религии – иконы и алтари, у которых молятся за счастье умерших или приносят им дары.
– Мне одному так кажется, или его освистал бы любой историк из разбирающихся в предмете? – в пространство вопросил Камилл. – Знаешь, Джа, хреновый из тебя Конструктор, с такими-то взглядами. Ладно, с предисловиями можно заканчивать. Ты решил создать загробный мир. В общем-то, по названию можно было и сразу догадаться. Ты его как, специально сваял, чтобы своим подопечным шок от смерти родственников сглаживать? Или у тебя более широкие планы? И что там с подавлением личности?
– С начала мне рассказать, похоже, не судьба, – Джао развел руками. – Все и без того умные, с полуслова догадываются. Камилл, я всего лишь решил, что разум, которого в нашей Вселенной и без того не хватает, не следует терять попусту. В нашем огромном мире мы освоили лишь крохотные участки пространства, неразличимые на общем фоне. И никогда не освоим – Демиургов осталось меньше тысячи, и даже если каждый умудрится поднять сотню точек концентрации сознания одновременно, нам не обжить даже Млечный Путь.
– Ты собираешься отправлять их осваивать космос? – деловито поинтересовалась Майя. – Надеюсь, ты не намерен делать Демиургами всех подряд? Кара и прочие твои подопечные – с их кандидатурами я полностью согласна, но их ты отбирал и воспитывал индивидуально. А планета населена миллиардом с лишним личностей трех рас, причем большинство людей мне глубоко несимпатичны: эгоистичные себялюбивые хамы, готовые убить кого угодно ради собственного комфорта, власти, денег. Я лично решительно возражаю против предоставления им полных возможностей. И потом, зачем дожидаться смерти? Шок все-таки, и серьезный. Многим психику может сломать напрочь, поверь мне как эксперту. Выбрал нужных личностей, сунул в стасис и послал к дальней звезде…
– Я не намереваюсь делать всех Демиургами. Я еще не знаю, в какой форме отпускать их. Я даже не знаю, стоит ли давать нэмусинам бессмертие – или же предоставить возможность умереть снова. Майя, главная проблема в том, что мы не можем забирать из общества лучших. Тогда оно прекратит развиваться. Или начнет развиваться не в ту сторону. И мы не можем явно объявить людям, что по достижении определенного возраста трансформируем их в нечто другое: предчувствие смерти играет для личности огромное значение. Отнимите у человека сознание своей смертности – и он перестанет быть человеком, а общество изменится до неузнаваемости. А мы, кажется, договорились сохранить Текиру в неизменности…
– И ты замечательно поддерживаешь статус кво, – согласился Камилл. – Одна только война 93-го между Грашем и ЧК чего стоит. Ну да, ну да, хребет княжьей аристократии следовало сломать, ты очень убедительно все разъяснил. И эффектор Майи на волю выпустил – тоже замечательно стабильности поспособствовало. Но ты мне лучше скажи, а судьи у тебя кто? Вот помер человечек. Ты его душу по какому принципу сортировать вознамерился? У тебя даже организованной религии нет, чтобы на следование моральным догматам ориентироваться. Лично намерен жизнь каждого изучать под микроскопом начиная с годовалого возраста? Пуп не развяжется?
– Я не намерен никого изучать, – Джао пожал плечами. – Бессмысленно.
Он щелкнул пальцами, и в воздухе повисла колоритная фигура: угрюмый мужчина далеко за пятьдесят, с толстым свисающим пузом, озлобленным лицом, изборожденным глубокими морщинами, и носом, покрытым сетью лиловых прожилок.
– Вот тип, который всем неприятен: пьяница и хам, живущий на пособие и интересующийся только следующей выпивкой. В один прекрасный день помер от запущенного рака поджелудочной железы – и его психоматрица в нашем распоряжении. Что с ней делать? Стереть за отсутствием положительных качеств?
Еще один щелчок пальцами – и рядом появился молодой человек лет тридцати с небольшим. Его черты явно угадывались в пятидесятилетнем, но морщин и лиловости носа на лице еще не наблюдалось, хотя талия уже изрядно подзаплыла жирком.
– Вот он же за двадцать лет до того – уже изрядно разочаровавшийся в жизни, но все еще сохранивший какие-то идеалы. В сердце еще осталась тоска по неизведанному, но ее уже начала вытеснять усталость. Начальник – сволочь, жена оказалась стервой и ушла, досрочно расторгнув контракт, забрав детей и отсудив большую часть имущества. Таланты его никому не интересны, да и цель жизни становится все более и более расплывчатой. Не за горами кризис среднего возраста, и сердце смутно подсказывает, что пережить его окажется не так-то просто.
Еще щелчок пальцами.
– Вот он же за примерно двадцать лет до того. Только-только закончил старшую школу и поступил в университет. Жизнь полна радужных надежд, девушки зазывно улыбаются, преподаватели поощрительно кивают на семинарах, и впереди, безусловно, сверкающее будущее.
Еще щелчок.
– А вот он же еще на десять лет
