Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

Всё ушло. Страх, боль, тоска, жуткое чувство одиночества — Пашка вернулся. Из ниоткуда, из мрака смерти, оттуда, откуда люди не возвращаются. Всё правильно. Он же Феникс.

Нерешительно, всё ещё подсознательно боясь проснуться в своей пустой комнате, осторожно, чтобы не зацепить раненое плечо друга, Дмитрий обнял его. С облегчением почувствовал, как рядом бьётся сердце, живое и настоящее — бьётся так же сильно и взволнованно, как его собственное.

Легкое покашливание Дэна напомнило Дмитрию сразу обо всём. О том, что они тут не одни, о том, что Пашке, наверное, тяжело стоять, о том, где они находятся, а ещё о том, какой ценой он сюда попал.

— Мне всё равно завтра рано вставать, — вдруг сказал Дэн. — Вы спускайтесь вниз, а я наверху останусь. — Ника сегодня не придёт, так что никто вам не помешает.

Он неверно понял изменившееся лицо Дмитрия.

— Да ладно, ладно, я же понимаю, что вам поговорить надо. Давай, не тормози, Фениксу лучше лечь.

Дмитрий помогал Павлу спуститься вниз по неудобной лестнице, краем сознания узнавал помещение — да, именно эта небольшая комнатка была в той чёртовой записи, — что-то малозначащее отвечал ребятам, но мысли сейчас занимал один момент, который он упустил раньше. Ника. Она наверняка появится здесь. Раз Дэн так легко вспомнил о ней — значит, она была тут и раньше. И придёт завтра сменить Дэна. Как они встретятся?

— Димка, она ничего не знает, — тихо сказал Павел, который не мог не почувствовать его смятение. Он уже лежал на кровати, а сам Дмитрий, как выяснилось, сидел на её краю. — Мы не сказали ей. Всё нормально, Дим. Это была наша проблема, и мы её решили. Решили?

Дмитрий задумался, прежде чем ответить. Решили? Наверное. Пашкина рука на плече и его радостное лицо… да, их проблему — решили. Но Никой у них тоже есть проблема. Своя. Ладно, будем решать по мере поступления, как всегда.

— Да, — ответил он.

Дэн, не слушая возражений, заставил их поужинать — оба были так взволнованы, что о мелочах вроде еды даже не задумывались. О мелочах вроде сна они не задумались точно так же. Поэтому большую часть ночи проговорили, перебивая друг друга. Прошло чуть больше месяца друг без друга, а им казалось, что никак не меньше полжизни.

Правда, начало разговора чуть не убило в Дмитрии вообще всякое желание говорить.

— Так как ты нас нашёл? — нетерпеливо спросил Павел. — Дэн же так и не дозвонился до тебя?

— Не дозвонился, — чуть помолчав, отозвался он.

А вот сейчас надо быстро придумать, как всё объяснить. Если правду… Рассказывать подробности — нет, ни за что. Под страхом смерти он не сможет говорить об этом с Павлом. Тем более сейчас, когда воспоминания так свежи и ярки. А если сказать, что Хан просто позвонил и любезно поведал, что Феникс жив? Или сообщение написал. И никаких объяснений… Нет. Имя Хана произносить вообще нельзя. И не только потому, что рано или поздно Павел может с тем столкнуться. Просто — нельзя. Дмитрий не мог объяснить, почему язык отказывался назвать это имя. Соврать? Да, наверное, можно придумать что-нибудь. Только врать он не хотел. Друзьям всегда трудно врать. А сейчас просто невозможно. Нельзя испачкать момент их встречи, когда всё так светло и солнечно, грязью лжи, пусть и во спасение.

— Дим, если тебе не хочется рассказывать… — начал Павел, не дождавшись ответа.

— Не хочется. — Он уже понял, что выдумывать не будет. — Я не могу сейчас. Поверь, я не хочу тебе врать и не буду. Но… Потом. Может быть, потом. А может быть, никогда.

Дмитрий умолк. Ни разу прежде он не уходил от ответа так прямо и откровенно. И как это воспримет Павел, он не знал.

— Хорошо, — спокойно ответил тот. — В конце концов, главное, что ты здесь.

Дмитрий был ему очень благодарен за то, что разговор тут же перешёл в более спокойное русло.

Тут очень кстати пришлась его случайная встреча с Аяксом. Павел с таким интересом выспрашивал подробности, что Дмитрий пожалел о том, что тогда не принял предложение Аякса поучаствовать в мальчишнике. Сейчас смог бы побольше рассказать.

И вот когда он совсем расслабился от ностальгических воспоминаний о «Киплинге» и ребятах, Павел вернул его на землю одним вопросом.

— Так что у вас с Ритой? Опять поругались?

Спросил легко, небрежно даже, но это был не просто мимолетный интерес. В конце концов, Дмитрий с Ритой давно были для него семьёй, самыми близкими людьми. Они никогда это не обсуждали, но это было так, Дмитрий просто знал. И ответить, махнув рукой, — «а, чепуха, обойдётся», — он не смог.

— Нет, мы не ругались. Она ушла.

Перед глазами стоял парк клиники, песочная дорожка и удаляющаяся своей по-прежнему лёгкой походкой Рита.

— Помиритесь? — серьёзно спросил Павел.

Он не стал говорить, что не в первый раз, что милые бранятся — только тешатся, и прочие глупости. Потому что всегда знал, в отличие от самого Дмитрия, когда можно сводить всё к шутке, а когда лучше не надо.

— Нет.

Рассказывать опять не хотелось, но было нужно, потому что Пашка имел право знать. Ведь это из-за них он валяется в этом подвале, это из-за них он рисковал жизнью.

Дмитрий сжато пересказал разговор с Ритой, из которого сам смог понять только одно — она никогда его не любила. Этого вывода он говорить не стал.

— Да уж. Ты, конечно, решил, что любовь прошла или её никогда и не было.

Вот и пробуй от него что-нибудь скрыть. Дмитрий промолчал.

Павел сел на кровати, опираясь о подушку здоровой рукой.

— Дим, я никогда не вмешивался в ваши ссоры, ты помнишь. Вы не маленькие, в состоянии разобраться сами. Но тут ты не прав. Не знаю, могла ли ваша любовь пройти, но она была. Не забудь, что я знаю Ритку также, как тебя. Ну, почти.

— Ты её знал, — возразил Дмитрий, упирая на слово «знал». — Это было раньше. Раньше и я думал, что знал её. Я никогда не подозревал, что она может такое сказать, так думать.

— А что изменилось?

Что-то в голосе Павла говорило, что это не просто вопрос. Это одновременно и ответ. Но уловить его сейчас Дмитрий был не в состоянии. Господи, неужели сейчас так важно говорить об их с Риткой проблемах!

— Ты же сам знаешь, что именно изменилось. Мы столько с тобой обсуждали, что с ней случилось, мы думали, как ей помочь, но забыли о самом главном. Она ведь тоже думала о том, что с ней случилось.

— Она и придумала, — перебил его Дмитрий.

— Придумала. Что не имеет права быть с тобой после всего. Ты хоть понимаешь, через что она прошла? Вот не словами, а на самом деле, — понимаешь?

Павел не горячился, не повышал голос, говорил всё так же тихо и даже задумчиво. Словно размышлял вслух. Но Дмитрия последние слова как огнём обожгли.