Джон Уиндем - Затерянные во времени
Но тогда я еще просто плохо знал Луну. Я и представить себе не мог всей меры того отчаяния, с каким жизнь упорно цепляется за малейшую надежду... и борется... борется...
Сначала мы пролетели над северо-восточным сектором кратера Аристарха и совершили мягкую посадку в металлически отблескивающую пыль, которая и делает этот кратер самой яркой точкой на поверхности Луны.
Наше путешествие должно было стать пробным и предварительным. Нашей целью была скорее разведка, чем непосредственно раскопки. Предстояло осмотреть множество участков и решить, какие из них впоследствии будет иметь смысл раскопать при помощи экскаваторов. Кратер Аристарха не представлял для нас особого интереса, за исключением совершенно разрушенных остатков маленького поселения на северной стороне.
Подробности нашей экспедиции по Луне особого интереса не представляют, поэтому я просто констатирую, что далее мы отправились к морю Кризисов, а оттуда, по экватору к Тихо. Чуть позже, самый большой из кратеров, Клавиус, наконец дал нам массу материала, со всей очевидностью продемонстрировав, что некогда в нем процветала развитая цивилизация, от которой теперь осталось обширное круглое плато, заполненное песком и камнями, причем плато это имело сто сорок миль в диаметре. И тут мы, наконец, пришли к Mare Serenidad, к Морю Безмятежности...
Кто дал такое имя этой обширной овальной равнине? Не могу припомнить, знаю лишь, что этот человек наблюдал ее только в телескоп за двести тридцать девять тысяч миль. А случись ему стоять на краю пропасти, поднявшись на одну из скорбных гор, и смотреть вниз на мрачное безлюдье песков, он никогда бы не назвал ее Морем Безмятежности, скорее уж Морем Дурных Предзнаменований...
Мы медленно летели на северо-запад. Члены экспедиции приникли к иллюминаторам, пытаясь разглядеть на безжизненной поверхности хоть какие-то признаки, оставленные древними селенитами. До сих пор мы не чувствовали никакого беспокойства. Вся поверхность Луны была совершенно мертва, как мы этого и ожидали. Но теперь монотонность этого громадного дна бывшего моря казалась просто поразительной. Хотя мы и были учеными, а следовательно, людьми, совершенно чуждыми всякой романтике, даже нас мучили дурные предчувствия, которые невозможно было выразить словами.
И вот, когда нам оставалось не более двадцати миль пути, вдруг прекратилось ритмичное пульсирование двигателей. Теперь они стучали как-то нервно и неуверенно. Я был у капитана Тофта, когда ему позвонил главный инженер и доложил, что нам необходимо совершить посадку для ремонта.
Поспешный взгляд, который капитан Тофт бросил на пульт управления, показал мне, что он знает не больше, чем любой из нас. Он принял решение садиться там, где над краем моря высились скалы. Не могло быть более удачного места для посадки, чем покрытая серыми песками равнина, но капитан выбрал место неподалеку от ее границ.
«Искра» буквально ковыляла к намеченному для посадки месту, постепенно снижаясь. Наконец, она коснулась песка, где-то сотни за две ярдов от высоких отвесных скал, которые некогда высились тут подобно защитной стене, возведенной какими-то великанами для защиты от разбивающихся о камни морских волн.
Капитан покинул свой купол, чтобы переговорить с инженером, а я отправился в кают-компанию. Когда я вошел, коллеги шумно приветствовали меня. Они как раз взволнованно разглядывали скалы; их депрессия бесследно испарилась. Робсон, руководитель научной части экспедиции, потащил меня к иллюминатору и сунул мне в руку бинокль:
— Погляди на эти скалы, дружище! Ты только на них погляди!
Я с нетерпением навел бинокль на фокус. Слабого света было едва-едва достаточно, чтобы сделать кое-какие наблюдения. Мне почудилась далекая человеческая фигура, как бы вырезанная из дерева.
— Минутку! — закричал Робсон. Он повернулся и пулей вылетел из каюты.
Через мгновение по окрестностям уже шарил ослепительный луч прожектора, и мы затаили дыхание — до того невероятная картина предстала нашим взорам. Поверхность пика до высоты около семидесяти или восьмидесяти футов была сплошь покрыта рельефными силуэтами, представляющими собой четкие человеческие фигуры, изображения животных и еще чего-то неопределенного.
Потрясенное молчание быстро сменилось взволнованной оживленной болтовней. Все заговорили одновременно, никто не слушал других. И неудивительно: по сравнению с тем, что мы увидели, все остальные наши открытия были попросту ничем. Нам казалось, что мы обнаружили лунную Книгу Мертвых, вырезанную на могучей каменной поверхности.
Глава 2
Мертвецы Луны
Вернулся Робсон и потащил меня к шкафам, где хранились скафандры. Снимая эти неуклюжие космические одеяния с крюков, он продолжал взволнованно что-то говорить. Скафандры были необходимы, так как, хотя вопреки ожиданиям и обнаружилось, что на Луне все же имеется небольшие количество воздуха и во время лунного дня, а в самых глубоких кратерах даже можно дышать, все же разреженность этого воздуха, скопившегося на дне исчезнувших морей, заставляла прибегать к помощи кислородных баллонов.
Когда мы покинули корабль и двинулись к скалам, ни у кого было сомнений, что мы в идим изготовленную каким-то необычным способом картину. В самом деле, нерегулярная повторяемость определенных фигур подтверждала этот факт. Разумеется, мы пока не пытались дать хоть какое-то объяснение этому явлению, но фотографы уже налаживали камеры, чтобы начать делать снимки, которые после на досуге можно будет изучить как следует.
Я наблюдал за их работой с каким-то медленно овладевавшим мною необъяснимым ощущением тревоги. Я уже говорил — и повторяю вновь — что, хоть я и ученый, тогда я ясно ощущал совершенно не свойственные ученым дурные предчувствия...
Остальные же были слишком охвачены энтузиазмом, слишком заняты выявлением деталей и символов, которые могли быть аналогичны подобным же символам Земли, чтобы разделять мое беспокойство.
Открытие сделал Робсон. Он подошел к скалам вплотную и внимательно разглядывал красноватые штрихи на поверхности, образующие квадрат. Внезапно он закричал:
— Дверь! Тут в скале дверь!
Мы столпились вокруг и обнаружили, что по поверхности тянется тонкая трещина, образующая квадрат. Тысячелетия тому назад на поверхности Луны дули ветры, и у подножия скопился серый песок, но потребовалось всего несколько минут, чтобы расчистить порог у основания каменной панели. У руин Клавиуса мы уже установили, что на Луне было в обычае устанавливать двери вокруг центральной опоры посредине дверного проема, так что створки можно было открывать по обе стороны на девяносто градусов, причем с каждой стороны оставался проход.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});