Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Пасынки Вселенной

Элеонора прямо спикировала на свою подругу и чмокнула ее в затылок.

— Нэнси! Проснулась! Вот здорово!

Нэнси отстранилась:

— Привет, привет. Осторожно, кофе мой не разлей.

— Как? Ты не рада?

— Ну, конечно, рада. Но не забывай — я-то виделась с тобой только вчера. К тому же, я еще не проснулась как следует.

— Давно тебя разбудили?

— Часа два. Как твой малыш?

— Замечательно! — Элеонора просияла. — Ты его не узнаешь: растет как на дрожжах, меня скоро обгонит. И все больше похож на своего отца.

Нэнси сменила тему. О погибшем муже Элеоноры друзья старались не упоминать.

— Ну, а ты чем тут без меня занималась? По-прежнему, с детьми?

— Да… То есть нет. Я веду группу, в которой мой Хьюберт. Он недавно в школу пошел!

— А почему бы тебе не пропустить часть всей этой канители? Если ты все время будешь бодрствовать — скоро состаришься…

— Нет, — запротестовала Элеонора, — как же я лягу спать, пока Хьюберт не станет самостоятельным?

— Да не бери ты в голову! Половина спящих — женщины, имеющие детей, — и я их ничуть не осуждаю. Да что там — а я? Для меня полет длится всего каких-то семь месяцев. До остального времени мне и дела нет никакого.

— Нет, — твердо отвечала Элеонора, — спасибо. Может, тебя такое устраивает, однако у меня на этот счет свое мнение.

Неподалеку расправлялся с синтетическим бифштексом Лазарь.

— Она боится пропустить что-нибудь интересное, — сказал он. — Я ее понимаю — я и сам этого боюсь.

Нэнси отступила.

— Ну, так заведи еще ребенка. Освободишься от скучных обязанностей.

— Для этого нужны по меньшей мере двое, — заметила Элеонора.

— Так в чем проблемы? Вот хотя бы Лазарь — чем не отец?

Элеонора с трудом сдержала улыбку. Лазарь покраснел.

— Кстати, — безразличным тоном сказала она, — я ему предлагала, но…

Нэнси фыркнула прямо в чашку с кофе и окинула обоих быстрым взглядом.

— Простите. Я не знала.

— Ничего, — отозвалась Элеонора, — просто я — одна из его внучек в четвертом колене.

— Но… — Нэнси боролась с искушением нарушить правило невмешательства в чужие дела. — Но это ведь даже кровосмешением не считалось бы! Или мне лучше не лезть, куда не просят?

— Да, наверное, — согласилась Элеонора.

Смущенно поерзав, Лазарь сказал:

— Рискую прослыть старомодным, однако должен заметить, свои принципы я приобрел еще в молодости. Не знаю, что там с генетикой, но я чувствовал бы себя ужасно неловко, если б женился на собственной правнучке.

— Ну, вы и в самом деле старомодны, — удивилась Нэнси. — Может, просто стесняетесь? Так и подмывает предложить вам себя и посмотреть, что получится!

Лазарь с изумлением посмотрел на нее.

— Так попробуй. Тебя ждет приятный сюрприз.

Нэнси холодно смерила его взглядом.

— М-м-м… — задумчиво протянула она. Лазарь старался не отводить взгляда, но в конце концов не выдержал и опустил глаза.

— Извините, милые, — суетливо сказал он, — мне пора.

Элеонора ласково коснулась его руки.

— Не уходите, Лазарь. Нэнси — кошка, и ничего с этим не может поделать. Лучше расскажите о плане высадки.

— Чего-о? А куда это мы собираемся высаживаться? И когда? — удивилась Нэнси.

Желая поддержать свою репутацию знатока, Лазарь начал рассказ.

Звезда класса G-2, то есть солнечного, к которой они взяли курс несколько лет назад, теперь находилась на расстоянии около светогода, а точнее — в семи световых месяцах. При помощи параинтерферометрических методов исследования уже можно было сказать, что она имеет свою планетную систему.

Через месяц, когда до звезды останется половина светового года, корабль прекратит вращение и затратит на торможение целый год, чтобы приблизиться к ней с обычной межпланетной скоростью. Тогда планеты будут исследованы и, возможно, найдется такая, которая окажется пригодной для жизни. Поиск будет простым и быстрым, так как им подходят лишь планеты, отражающие свет, вроде Венеры или Земли. Далекие от светила, типа Нептуна или Плутона, никакой ценности не представляют, а раскаленные, как Меркурий, — тем более.

Если планеты земного типа в системе не окажется, придется снова приблизиться к звезде, чтобы использовать ее световое давление для продолжения поисков. Только с выбором курса на сей раз торопиться не придется: погони за ними не будет.

«Нью-Фронтирс», объяснил Лазарь, не будет садиться на поверхность планеты — корабль так велик, что его раздавит собственный вес. Если подходящее место найдется, корабль ляжет на околопланетную орбиту, а на поверхность отправятся шлюпки с исследовательскими группами.

Сохранив, таким образом, свое реноме, Лазарь направился в лабораторию, где родичи продолжали исследования в области геронтологии и обмена веществ; он надеялся встретить там Мэри Сперлинг. После колкостей Нэнси Уэзерэл он особенно нуждался в дружеском обществе. Если уж жениться заново, то, пожалуй, Мэри подходит ему больше всех остальных. Конечно, всерьез он о женитьбе не думал: он чувствовал, что их брак выглядел бы смехотворно, отдавал бы лавандой и древними кружевами…

Мэри Сперлинг, не решившись лечь в анабиоз, заглушила страх смерти активной деятельностью: добровольно пошла в лаборантки и стала принимать активное участие в исследованиях продолжительности жизни. Биологического образования она не получила, зато имела ловкие руки и светлую голову, и за время полета сделалась отличной ассистенткой доктора Говарда Харди, руководителя исследований.

Лазарь застал ее за работой с бессмертной тканью куриного сердца, ласково именуемой сотрудниками лаборатории «миссис Орлик». «Миссис Орлик» была старше всех родичей, за исключением разве что Лазаря — этот растущий кусок натуральной плоти Семьи получили от института Рокфеллера еще в двадцатом столетии. Уже тогда ткань росла и развивалась, и предшественникам доктора Харди удавалось поддерживать ее жизнедеятельность на протяжении двух с лишним веков благодаря методике Кэррела-Линдберга-О’Шога. Итак, «миссис Орлик» процветала и по сей день.

Говард Харди настоял на том, чтобы взять ткань и аппаратуру, поддерживавшую ее жизнь, с собой в резервацию, а после — на «Чили». «Миссис Орлик» отлично приспособилась и к условиям «Нью-Фронтирс» и сейчас весила около шестидесяти фунтов — слепая, глухая, безмозглая, однако живая.

Мэри немного подрезала ее.

— Привет, Лазарь. Не подходи пока: контейнер открыт.

Лазарь издали наблюдал за ее работой.

— Мэри, а почему эта дурацкая штука до сих пор не сдохла?