Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

Но кто же был этот «он», который принуждал сам и которого принуждали? Он был убит и возвращен к жизни. Но была ли смертью та смерть, о которой он не в состоянии вспомнить?

Чтобы не поддаться панике, он стал искать предмет, глядя на который он мог бы сосредоточиться — прием из некогда пройденного курса обучения технике выхода из трудных положений, которая базировалась на сосредоточении на одной конкретной вещи с целью восстановления правильности анализа и способности к умозаключению. Но все вокруг было чуждым, необычным и обманчивым. Даже пол под его ногами был мрачным листом тумана. Он снова обратил внимание на книгу, которую просматривал, когда вошла та женщина.

Книга… Он держал ее в своих руках, она была реальной. Он очень осторожно взял ее и взглянул на страницу, на которой она была открыта. Столбцы красивых, лишенных значения знаков, строчки наполовину понятной рукописи, буквы которой сильно отличались от тех, которые он изучал когда-то давным-давно по Сборнику Первых Текстов. Он смотрел на эти знаки и не мог прочитать их. И слово, значение которого было для него непонятным, складывалось из них. Первое слово:

Путь…

Он перевел взгляд с книги на собственную руку, которая держала книгу. Чья это рука, которая загорела под чужим солнцем и покрылась шрамами чужой жизни?

Чья она?

Путь, который можно пройти,

Не есть вечный путь.

Имя…

Он не мог вспомнить имя, он не мог бы прочесть его. Он читал эти слова во сне, в том долгом сне, когда он был мертв.

Имя, которое нельзя назвать,

Не есть вечное Имя.

Вместе с тем сном над ним поднялась какая-то огромная волна и обрушилась на него. Он стал Фальком, но продолжал быть и Ромарреном. Он был глупцом и он был мудрецом.

Он стал единым человеком. Он был рожденным дважды!

Глава двенадцатая

В эти первые полные страха часы он молился, чтобы его избавили то от одного «Я», то — от другого. Один раз, когда он мучительно громко выкрикнул что-то на своем родном языке, он не понял произнесенных им же самим слов, и это было настолько ужасно, что он даже заплакал, ощущая собственное бессилие.

Он был Фальком, когда не понял эти слова, и Ромарреном, когда заплакал.

В это самое мгновение своих непрекращающихся страданий он в первый раз дотронулся — всего на какой-то миг — до уравновешивающего стержня в самой сердцевине своей личности и на мгновение стал «собой». Затем он снова потерял это ощущение равновесия, но в нем затеплилась надежда, что мгновение равновесия и гармонии повторится.

Гармония!

Когда он был Ромарреном, он цеплялся за это понятие, и, возможно, то, что он мастерски владел доктриной своего родного народа Келшак, удерживало его от падения в бездну Безумия. Но пока еще не было воссоединения или равновесия двух разумов, которые разделяли его черепную коробку, и он вынужден был метаться между ними, вытесняя одну личность другой. Он едва был в состоянии передвигаться, будучи подвержен галлюцинациям владения двумя телами. По сути он был двумя физически разными людьми. Он не отваживался спать, хотя и устал до изнеможения, — он очень боялся пробуждения.

Была ночь, и он был предоставлен самому себе. «Самим себе», — уточнил Фальк. Поначалу он был сильнее, поскольку был некоторым образом подготовлен к этому испытанию. Именно Фальк был первым, именно он затеял диалог с Ромарреном, а не наоборот.

«Мне нужно хоть немного поспать, Ромаррен, ты понимаешь?» — сказал он.

Ромаррен воспринял его слова, как мысленно произнесенные, и совершенно искренне ответил:

«Я боюсь уснуть».

Некоторое время Ромаррен бодрствовал и воспринимал сны Фалька подобно теням и эху в своем мозгу.

Он прошел сквозь это первое, самое худшее время, и к тому времени, когда утро осветило мрачные стены его комнаты, страхи ушли, и он начал постепенно овладевать контролем над мыслями и действиями обеих личностей, заключавшихся в нем.

Между двумя комплектами его воспоминаний, разумеется, не было непреодолимой преграды. Сознание Фалька возникало благодаря огромному количеству нейронов, оставшихся незадействованными в высоко развитом интеллекте на возделанных полях разума Ромаррена. Основные двигательные функции и сенсорные пути никогда не были заблокированы и в определенном смысле использовались обоими разумами, хотя и возникали трудности, обусловленные двойным набором двигательных импульсов и образов восприятия. Любой предмет представлялся сейчас по-разному, в зависимости от того осматривал ли его Фальк или Ромаррен. В перспективе это раздвоение могло иметь следствием увеличение его интеллектуальной мощи и повышение восприимчивости, но пока от такой неразберихи голова у него шла кругом.

Кроме того, была ощутимая разница в эмоциональных оттенках, что во многих случаях приводило к противоборству испытываемых им чувств. Воспоминания Фалька так же, как и воспоминания Ромаррена, покрывали собственную, отдельную часть жизни, но они никак не могли выстроиться в надлежащей последовательности и имели тенденцию восприниматься синхронно. Ромаррену было трудно смириться с тем, что он потерял где-то шесть лет своей жизни. Он не знал, кем он был хотя бы десять дней назад. Это его очень беспокоило. Он ехал на спине мула среди заснеженных гор Земли, Фальку это было точно известно. Но Ромаррен помнил, что как раз в это время он расставался со своей женой в доме на покрытой высокой травой равнине Вереля. К тому же догадки Ромаррена относительно Земли часто вступали в противоречие с тем, что знал его двойник Фальк. И в то же время поразительная неосведомленность этого двойника в отношении всего, что касалось Вереля, накладывало странный отпечаток легендарности на прошлое Ромаррена.

Но даже в этой путанице было все же семя взаимодействия, семя согласованности, к которой он изо всех сил стремился, физически и хронологически это был, несомненно, один человек. Его проблемой было не воссоздание единства, а только постижение его.

Но до полной согласованности было еще очень далеко. Пока что доминировала то одна, то другая структура памяти. Если ему нужно было думать и действовать правильно и умело, все чаще брал верх Ромаррен, поскольку навигатор «Альтерры» был решительным и сильным человеком. Фальк в сравнении с ним чувствовал себя ребенком, маленьким и неопытным.

Он мог предложить только те немногие знания, которыми располагал, и поэтому решил полагаться на силу и опыт Ромаррена. Фальк отлично понимал, что сейчас не время ссориться и бороться за обладание телом. Разум должен был быть единым, потому что человек с двумя разными мнениями находится в очень неопределенном и даже опасном положении.