Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга третья

Рука Императора внезапно коснулась плеча Да-Дегана, поймала белоснежный локон. Накрутив его на палец, Хозяин заставил рэанина приблизиться к своему лицу, так, что жаркое дыхание обожгло лицо.

— Замечу, что козни строишь — придушу! — проговорил внезапно ласково, едва не касаясь губами мочки уха. — А еще лучше — рабом сделаю. Так что смотри, думай и выбирай!

Нежно прикоснувшись пальцами к щеке Да-Дегана, Император спрятал взгляд за длинными ресницами, губы тронула легкая улыбка. Но меньше, чем через пару секунд Хозяин презрительно фыркнул и оттолкнул рэанина от себя.

Злость ударила в голову. Хотелось ударить в ответ, растоптать и унизить, а вместо того только улыбнувшись, пожать плечами, поправляя локоны прически.

'Ты еще ответишь за все… обезличенная фраза, пустая, но только она и успокаивала. Хоть успокоить его гнев не могло ничто в мире.

Сидя рядом, гордо подняв подбородок, Да-Деган едва сдерживал лихорадочную дрожь, прошивавшую тело.

'Аретт мой раб. Он привязан ко мне'. За одни эти слова за одну эту фразу готов был вцепиться в глаза. Привязан! Еще как привязан! Словно скованы одной цепью — раб и Господин!

И почему понесло назад на Эрмэ? Зачем? Мало переболел разлукой? Пусть навязанной, чуждой его душе тоской? Разве не тянуло его к Хозяину, словно железо к магниту? Разве не был бы рад избавиться от навязанного ему сумасшествия? Разве не хотелось бы снова стать собой?

Только вот и был собой лишь с Императором рядом. И петь бы мог, услаждая слух, если б не такая искренняя, из самого сердца — ненависть! Если б не память об унижении и слезах. Если б не было сердце растоптано в ошметки!

И снова, заставив себя улыбнуться, он посмотрел в разномастные глаза.

— Мой господин, — прошептал, накручивая локон на палец, — я и так предан, как… раб. Куда уж больше — то?

10.

А и, правда — куда?

В собственном доме не найти укромного уголка! Никуда не скрыться, подглядывают зеркала, а яркий свет стегает по лицу. Не сбежать от неприятного гостя.

Третий день Император на Рэне. Третий день развлечение за развлечением! Третий день на сердце тоска, хоть волком вой.

Третий день голова в огне, а сердце в ознобе. И третий день грызет мозг неприятненькая мысль. Юбианай и Та-Аббас! Не проблема напасть, проблема уцелеть при том! Кто ж оставит незащищенными заводы? Кто ж даст ему шанс?

И смеется Император, да все чаще тянется к нему, словно влекут магнитом светлые вьюжные пряди, ледяные глаза, этот облик — и скромный и порочный. Тянется, но в какой — то миг сам обрывает порыв, словно боится обжечься о лед. Хотя, разве Ему ж бояться?

И все чаще хочется выпить кофе, сдобренного ядом, все чаще и все нестерпимее. Трудно врать. Самому себе и Хозяину врать. И невозможно рваться, не понимая где искреннее чувство, где навязанная суть. А раздвоение болезненно до слез. Словно уже отплясал свое на узком лезвии клинка, и сорвался, словно рассек меч и тело и душу.

И только захлебываться невысказанным, неявным. Хранить тайну, покуда еще хватает на это сил. И из последних сил то улыбаться, то лукавить, то смеяться, отвечая на шутки Хозяина.

Третий день, а кажется — третье столетие. И хоть смеется над его донесением Хозяин, но видно только из-за того, что б не прослыть легковерным дураком.

Кажется, ищут разные глаза кого-то незримого, выискивают среди толпы, ждут в стенах дома. Стоит случайно мелькнуть рыжему локону, и лишается Император покоя, то вином заливая свои грезы, то пугая чуть не до безумия.

А в ответ сжимается его собственное сердце. Но почему позволил Вероэсу уговорить себя? Почему не шагнул с обрыва? И зачем, зачем звал Императора? Ведь не мазохист же, вроде!

И вроде не дурак! Но так и не сошлось, так и не вышло, не сбылось задуманное! Словно почувствовал генерал опасность и лег на самое дно, слившись с камнями!

Только гневаться на себя, только злиться, незаметно кусая губы, да проклинать последними словами и себя и замыслы свои и мир вокруг. Никогда не понимал, что ждет в случае неудачи, не осознавал, отгораживался, а теперь настигло шквалом понимания — и полно и всерьез! От такого понимания не загородишься!

И самый больший страх — быть узнанным, быть опознанным! Страх потерять остатки достоинства и иллюзию свободы! Потерять те крохи себя, что еще остались!

Не радовало пышное цветение роз, текущая говорливая вода, пронзительно — лазоревое небо! Словно снова от страшного жара, трескался камень, и оседали вчера еще такие надежные стены.

— Этот дом…. Он раньше был… таким? — спросил Император, словами стегнув сильнее, чем мог бы плетью.

— Да. Таким задумал его Ареттар.

Рука Хозяина касалась белого мрамора, словно Император пытался забраться все тепло камня, нагретого солнечным светом.

— Расскажи мне о нем!

— Об Ареттаре?

— О нем!

— Я мало знаю, господин. Никогда не был близким его другом.

— Не знаешь? — усмехнулся Император, — Или не желаешь говорить?

— Об Ареттаре всегда много врали, господин. Я не знаю правды. Правда, те его песенки, что не совсем похабны, на редкость хороши. И голос….

Император слегка усмехнулся, прислонившись спиной к мраморной стене, через прищуренные веки смотрел на сад, на пруды, на птиц, парящих в выси.

Спокойный, даже слишком спокойный, слегка безразличный и отстраненный. Да-Деган посмотрел в лицо, и тотчас отвел взгляд. Несмотря на мечтательное, безмятежное выражение на лице Хозяина Эрмэ, страх его только усиливался, холодными пальцами впиваясь в горло.

Не изменилось лицо, не изменилось тело. И пусть вьюга белых локонов обрамляет лицо, а не пламенный пал, но разве трудно узнать? Тем более в этих стенах. Но нет, не узнает Император. Смотрит и не узнает. Неужели забыл? Время стирает из памяти многое. Только, разве вот сам забыл?

Не забыл, и не сможет. И на предельном напряжении не позволив сжать пальцы в кулаки, снова улыбается безмятежно. Безмятежно! Только б кто знал, в каком напряжении каждая мышца, каждый нерв! Легче заставить безмятежно улыбаться камень!

— На Рэне есть люди, из тех, кто знал Аретта тогда?

— Вероэс, — слетело имя с губ. Не вернешь назад.

— Вероэс, — тихо повторил Император, словно конфету покатал на языке. Вопросительно выгнув бровь, посмотрел на вельможу. — Тот самый Вероэс?

— Тот самый, что рассказал о гибели Певца, господин.

— Что ж, я желаю видеть этого Вероэса!

— Мне пригласить его, господин?

— Нет! Я сам навещу его на его территории! А ты проводишь меня.

— Да, господин….

'Да', и нельзя сказать 'нет'. Уплывает из-под ног реальность.