Харлан Эллисон - «Если», 1994 № 09

— Я установил… А, вот ты где. Ну и ладно, все равно уже поздно.

Хап взмахнул клинком. Внезапно меч изменил свой облик.

Оружие превратилось в громадного красного демона, ноги которого оканчивались копытами, на голове росли рога. Взметнувшись, он впился зубами в правую руку воина. Затем медленно вытянул лапу. Ошеломленный Хап не пошевелился. Мощные когти легли ему на горло.

Вдруг хватка демона ослабла. Зловещий оскал сменился смятением.

Диск взорвался. На том месте, где он только что был, вспухло облако крохотных металлических обломков, которые тут же унесло ветром. Хапу под ноги словно вонзилась молния, раздался оглушительный грохот, запахло расплавленной медью.

Демон сгинул — пропал, как пропадает, сливаясь с землей или деревом, хамелеон.

Позади варвара зияла глубокая яма.

Ключ иссяк. Каменистое дно ручья постепенно высыхало на солнце.

Пещера Чародея рухнула, хижина будто растворилась в воздухе, а грубая утварь с треском обрушилась в яму.

— Что случилось? — проговорил Хап, хватаясь левой рукой за обрубок правой.

— Мана, — пробормотал колдун и выплюнул изо рта почерневшие зубы. — Мана. Это та сила, что могущественнее магии. Но она истощается подобно тому, как теряет плодородие почва.

— Но…

— Теперь ты понимаешь, почему я хранил все в секрете? Настанет день, когда мировая мана иссякнет. Ни маны, ни магии — ничего. Известно ли тебе, что почва Атлантиды нестабильна? Короли-колдуны, наследуя друг другу, поколение за поколением возобновляют заклинания, которые не дают континенту сползти в море. Что произойдет, когда волшебство перестанет действовать? Гибель народов!

— Но… Твой диск…

Чародей скривил в усмешке беззубый рот, пригладил руками седые волосы. Те разом слезли с черепа, оставив его совершенно голым.

— Быть старым все равно что напиться до бесчувствия. Диск? Я же говорил тебе. Кинетическая энергия, которая постоянно и бесконечно возрастает. Диск продолжает ускоряться до тех пор, пока в округе не останется ни толики маны.

Хап шагнул вперед. Пережитое потрясение лишило варвара половины сил. Он двигался так, словно все его мышцы вдруг одрябли.

— Ты хотел убить меня.

Чародей утвердительно кивнул.

— Я прикинул, что если диск не взорвется, когда ты будешь его обходить, тебя прикончит Глирендри. Тебе не на что жаловаться! Ты лишился руки, зато избавился от меча.

— Колдун! — хрипло проговорил Хап, приближаясь к чародею. — Ты глубокий старик. Тебе двести с лишним лет. Я способен свернуть твою гнусную шею и одной рукой, и я сделаю это!

Чародей выставил перед собой нож.

— Он тебе не поможет. Хватит с меня магии! — Хап оттолкнул руку Чародея и схватил того за горло.

Колдун без труда высвободился и взмахнул ножом. Хап прижал руки к животу, широко раскрыл глаза, разинул рот, попятился, а затем тяжело опустился на землю.

— Нож никогда не подводит, — заметил Чародей.

— Ох! — выдавил Хап.

— Я изготовил его собственноручно, выковал обычным молотом, поэтому он и не рассыпался в пыль. Руны на нем вовсе не волшебные. Они гласят…

— Ох! — повторил Хап. — Ох! — Он повалился на бок.

Чародей лег на спину, поднес к глазам нож и прочел надпись на языке, который помнили одни лишь члены Братства.

«Ничто не вечно под луной». Даже в те времена эта поговорка была уже достаточно древней.

Чародей уронил руку на грудь и уставился в небо.

Неожиданно голубизну его заслонила чья-то тень.

— Я же велел тебе уходить, — прошептал колдун.

— Знал ведь, что я никуда не уйду. Что с тобой?

— С меня спали чары. Когда заклинание будущего не подействовало, я понял, что выхода нет. — Дыхание Чародея сделалось прерывистым. — Но главное мне удалось. Я расправился с Глирендри.

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Снеси меня вниз, пока мое сердце еще бьется. Я никогда не открывал тебе своих лет…

— Подумаешь! Вся деревня знает. — Шарла усадила колдуна, взяла его за руку… Та будто принадлежала мертвецу. Девушка вздрогнула, однако справилась с собой, обхватила Чародея за талию и приготовилась поднять. — Какой ты худой! Давай, милый, нам нужно встать. — С помощью Шарлы Чародей кое-как поднялся.

— Не спеши. Мое сердце, похоже, так и норовит остановиться.

— Сколько нам надо пройти?

— Думаю, до подножия холма. Там волшебство начнет действовать снова, и мы сможем отдохнуть.

— Он споткнулся. — Кажется, я слепну.

— Да, ты сильно изменился. Стал таким… уродливым.

— Наверное, ты больше не захочешь знать меня, — проговорил Чародей, на шее которого запульсировала жилка — словно затрепетали крылышки колибри.

— Ты же можешь стать прежним, верно?

— Разумеется. Я могу превратиться в кого угодно. Какой цвет глаз ты предпочитаешь?

— Когда-нибудь я тоже состарюсь, — произнесла Шарла. Чувствовалось, что ей не по себе. Ее голос становился все тише — колдун терял слух.

— Я научу тебя, после, творить заклинания вечной молодости. Но знай, они опасны, чудовищно опасны.

— А какого цвета были его глаза? — помолчав, спросила Шарла. — Я про Беллхапа Саттлстона как-там-дальше.

— Неважно, — отозвался Чародей с досадой в голосе.

Внезапно к нему вернулось зрение.

Не навсегда, подумал он, бредя по залитой солнечным светом тропинке. Когда мана иссякнет, я исчезну, как огонек погашенной свечи, а следом исчезнет цивилизация. Никакой магии, никаких магических ремесел. Мир погрузится во тьму варварства, разве что люди откроют новый способ обуздывать природу. Выходит, воины, проклятые тупоголовые вояки все же одержали верх.

Кир Булычев

НОВЫЙ СУСАНИН

В лесах, под городом Великий Гусляр, таится озеро Копенгаген, окутанное тайнами и легендами, Мекка гуслярских рыболовов.

Многие десятилетия оставалось загадкой даже название озера, непривычное для здешних мест. Рассказывают, что в тридцать седьмом году покойный отец Ложкина поехал в Вологду торговать метровую щуку, выловленную им в том озере. На вологодском рынке к нему подошел один человек, одетый в штатское, и спросил, где Ложкин выудил такую рыбину. Ложкин честно признался, что в Копенгагене, и после многих допросов и неправедного суда отправился в лагерь как датский шпион, а Николай Ложкин дождался папу только через восемнадцать лет.

Лишь лет двадцать назад директорша музея Елена Сергеевна выудила в городском архиве информацию, согласно которой озеро получило наименование случайно. Оказывается, в начале прошлого века в тех краях построил свой охотничий замок англоман Архип Гулькин, велевший именовать его просто Гулем. Как-то приехавший к Гулю на рыбалку либерально настроенный гуслярский мировой посредник пошутил, что Копенгаген — английский вице-адмирал. Гуль был потрясен звучностью адмиральского имени и велел переименовать озеро Темное в озеро Копенгаген. Название окрестным мужикам понравилось, хотя и казалось ругательным. Гуль пытался разводить в озере крокодилов, крокодилы прижились, но мужики их выловили и пустили крокодилью кожу на подошвы валенок.