Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

Голова Моты исчезла в люке. Еще раз затрещали двигатели. Трансер лениво развернулся перпендикулярно линии берега. Секунду ничего не происходило, потом машина содрогнулась. Из-под правого борта вылетела узкая светящаяся полоса. Мы не будем разделяться, во всяком случае, пока не обыщем километр за километром всю область плоскогорья фотонным объективами зондов.

Клеен закачался и снова сел. Дари поднял наконец голову и, заметив нитку выхлопа, старался догнать взглядом разве дыхательный аппарат. Я подумал, что стоит спуститься в кабину и посмотреть на экран, но мне не хотелось двигаться. Впрочем, я предпочитал не выпускать из вида эту, как бы замершую в ожидании, двойку на носовом кожухе.

Вслед за первым зондом отправился второй. В кабине царило молчание. То есть в картинках, передаваемых на экранах, не было ничего заслуживающего внимания. Если ситуация не изменится…

Легко вообразить, что нас ждет, если зонды не наткнутся на след чего-то, что так потрясло жителей соседней планеты, что они не поколебались поставить все на одну карту, чтобы только посмотреть на это вблизи, Если только весь этот шум не возник благодаря ошибке альфанских наблюдателей. Ошибки, дополненной впоследствии на месте, но уже исключительно для нас… Если… если…

Вот именно! Мы должны иметь уверенность! А это означает, что так или иначе мы завяжем более близкое знакомство с районом плоскогорья. Приблизительно говоря, две недели езды.

— Угу… — пробормотал внезапно Мота. — Подкрути…

— Видел? — взорвался Фрос. — Это же…

— Молчи, — отрезал Мота, — давай еще раз!

Минута тишины и очередное сотрясение…

Светящиеся полосы стреляли теперь равномерно. Одна… другая… третья…

— Достаточно, — сказал со вздохом Мота. — Ты замерил?

— Да. Едем?

В голосе Фроса зазвучала какая-то нотка, которая мне не очень понравилась. Не горячился, не кричал. Говорил тихо, словно боялся, что кого-то разбудил.

— Внимание, — бросил Мота, — отправляемся!

— Что это? — бросил вполголоса Дари.

Никто не ответил. Тяжелая машина, набирая скорость, скользнула над прибрежным мелководьем. Еще несколько секунд — и шум воды перешел в характерное вибрирующее шипение. Трансер вспорхнул вверх, потом тяжело закачался и двинулся напрямик через бескрайнюю пустыню плоскогорья.

Поездка продолжалась не более двадцати минут. В какой-то момент из кабины донеслось неопределенное молчание, и машина резко сбавила ход. Я внимательно огляделся, но в поле зрения не было ничего, что могло бы свидетельствовать о нашем приближении к цели.

— Все внутрь! — раздался внезапно голос Моты.

Это что-то новенькое! Я встал и дал знак чужакам, чтобы они шли вперед. Когда Клеен исчезал в люке, я перехватил взгляд Дари. Его закрытое стеклом шлема лицо было белым, как тогда, когда я увидел его впервые. А ведь теперь кислорода ему хватало. Он не чувствовал пионерского наслаждения разумного существа, которое вымыслило изменение своего организма в соответствии с требованиями среды, вместо того, чтобы поступать наоборот. И это не внезапный вызов Моты был причиной такой бледности, в его глазах я чувствовал страх.

Я замкнул за собой люк и втиснулся меж кресел. Бледно светился экран, показывая пустое пространство, без единого возвышения, без единой складки местности, за которой что-то могло скрываться. Я уже хотел спросить Моту, почему он запихал нас в кабину, когда мой взгляд упал на прибрежный щит над пультом управления. Как голубой светлячок ровно светилась контрольная лампочка ферроиндукционного датчика.

— Немного этого, — заметил я, поглядев на экранчик калькулятора перед креслом Фроса.

— Немного, — признал Мота. — Масса равняется примерно массе этого, — он ударил ладонью о пульт. Я понял, что он имеет в виду машину.

— Ты никогда тут не был?

Он молчал секунду, потом ответил:

— Угу… Тут нет никаких залежей…

— Видите что-нибудь? — раздался голос кого-то из чужаков за нашими спинами.

— Металл, — не оборачиваясь бросил Фрос. Он добавил. — Прямо перед нами. Наверное, вы были правы. Вы и ваши астрофизики…

— Пока мы имеем металл, — возразил я. — Что до правоты, то еще посмотрим…

Воцарилась тишина. Фрос не убрал ладоней с пульта управления, но двигатели шли непрерывно на максимальных оборотах.

Мы пролетели так еще полкилометра, прежде чем в далекой перспективе замаячили какие-то очертания. На первый взгляд казалось, что кто-то разбросал там призму камней.

— Медленней, — буркнул Мота. — Пальцы Фроса подскочили на клавишах. Трансер затормозил так внезапно, что я полетел головой вперед, ударяясь кской о край полки над экранами. На этом бы не кончилось, если бы меня в последний момент не поддержал. Я бросил взгляд на датчики и застыл в неподвижности. Около голубого искристо загорелся красный сигнал тревоги. Излучение…

— Стоп! — бросил Мота.

Машина с ядовитым свистом тормозных дюз задрала корму и замерла.

— Сколько?

Я поглядел на экран калькулятора.

— Две сотых рентгена, — сказал я. — Почти ничего…

— Иди первым, — буркнул он. — Не задерживайся! Когда дойдет до пяти сотых, поворачивай! Тогда подумаем, что делать дальше!

Без единого слова я начал протискиваться к люку. Я должен был подождать, пока Фрос заблокирует защитные автоматы. Импульс, идущий с датчика излучений, вызывал ситуацию, когда механизм люка нельзя было привести в действие обычным способом.

Я вылез в конце концов на панцирь машины, соскочил на почву и, не выпуская указатель дозиметра, светящегося под краем глема, двинулся вперед.

— Как там, Мур?

— Без изменений, — сообщил я. — Ноль ноль два.

— Выходите, — бросил Мота как бы с облегчением.

— Мы должны идти за ним? — прерывающийся голос Клеена свидетельствовал, что космонавт с Третьей как раз занимается гимнастическими упражнениями в узком проеме люка.

— Все, — уточнил Фрос.

— Подожди! — слова Моты падали как удары. — Вы все четверо в пятидесяти метрах за Муром. И ни шагу ближе! Ты, Фрос, подождешь минуту и так же выйдешь. Трансер тут, в безопасности, я думаю.

Это последнее, подчеркнутое, не прозвучало притягательно. Может быть, поэтому в наушниках воцарилась внезапная тишина.

Прямо передо мной, на расстоянии не превышающим ста метров, темнела широкая впадина. Ее подозрительно гладкие края открывали скалистую основу. Она была белой, как мел. Слева и справа, куда только достигал взгляд, лежали разбросанные камни различной величины. Между ними лохмотья рыжего песка, перемешанного с пеплом и сажей. Там и тут просвечивающие лужи застывшего стекла.