Роман Подольный - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 23
Впрочем, все это было в прошлом. Принцип благодарности был так же естествен для древних, как для Анджея и его современников было не ожидать за добро ни признательности, ни ответных благ. Ибо добро, став нормой среди людей, не нуждалось уже ни в похвале, ни в поощрении, ни в наградах.
Аноди пошли, очевидно, дальше. Вместо невоздаяния за добро последовательно и осмысленно они отвечали злом.
— Я все думаю, — повторил Капитан, — почему они поступали так?
Но здесь-то и лежал барьер. Ибо с низшей ступени бесполезно было пытаться увидеть ту, которая возвышалась над нею. Так, люди прошлого бессильны были бы понять Анджея и тех, кто окружали его сейчас. Их нежелание из любой ситуации извлечь выгоду представлялось бы им полным отсутствием логики. Но точно так же сейчас Анджей, Капитан и другие тщетно пытались понять поведение аноди. Им оно казалось столь же лишенным логики и здравого смысла.
— А может, и так, — заговорил, наконец, Анджей. — Может, и так…
Когда-то, когда за добро воздавалось добром, действие и ответная благодарность как бы гасили друг друга. Но если творящий добро не получил воздаяния, содеянное им не уравновешивается ничем. Оно остается, накапливается и возрастает. Оно откладывается на некоей шкале нравственных ценностей, которая помимо и вне человека. Анджей говорил теперь не Капитану, больше себе. Это были мысли, не приходившие ему на ум раньше, рождавшиеся сейчас, когда он произносил их.
— Они не отвечают на добро добром, как было на некоей первой ступени. Они не воздерживаются от воздаяния, как делаем мы сейчас, на нашей второй ступени. На добро они отвечают злом. Может, это какая-то далекая, другая ступень… Может, им известен некий закон нравственного контраста? Отвечая злом на добро, они, может, старались как бы приумножить нашу нравственную заслугу?
Капитан пожал плечами.
Как и другие дети Земли, он мыслил в рамках двоичной системы нравственного отсчета, не помышляя, что в иное время и в других мирах счет этот может быть бесконечен. Так аборигены примитивных племен, счисление которых сводилось к «один», «два» и «много», бессильны были представить себе, что после «двух» может быть «три», что есть еще «шесть», "двадцать восемь" или "пятнадцать тысяч шестьсот двадцать". Не говоря уже о корне квадратном.
— Непонятные игрища, — вздохнул Капитан. — Чужой разум…
И мысль, лишь коснувшись черты, угасла, не находя опоры. И угас разговор.
Между тем "Умный Лебедь", выйдя на прежнюю свою трассу, продолжил прерванное бурей движение. Минуло еще некоторое время, и вскоре другие события заслонили и вытеснили то немногое, что было связано с недолгим их пребыванием на этой случайной планете.
Геннадий Прашкевич. Фальшивый подвиг: Записки промышленного шпиона
(Фальшивый подвиг [= Шпион против компьютера] (1976))
1Разумеется, я знал, что стены, потолки, подоконники моей квартиры — все нашпиговано скрытыми микрофонами. Шел ли я в ванную, ложился ли в постель, изрыгал ли, споткнувшись о край ковра, проклятие, каждое мое слово становилось известно шефу.
Конечно, подобный контроль входит в условия договора (как необходимая мера безопасности), но перед каждым серьезным делом (а я всегда должен быть готов к серьезному делу) ощущение открытости раздражало. Хотя, признаюсь, и… поддерживало форму.
Закинув ноги на журнальный столик, я лениво перелистывал рекламные проспекты, посвященные новым видам компьютеров. Собственно, в этом и следовало искать источник моего раздражения. Я, химик и промышленный шпион, «инженер», занимающий третью по значимости графу в ведомости Консультации, человек, столь эффектно потопивший год назад одну из самых преуспевающих фирм страны, должен был рыться в мало интересующих меня бумагах!
Еще больше раздражало меня то, что бумаги подкинул мне Лендел — наш недавний сотрудник, бывший программист фирмы «Счет». В свое время он сумел понравиться шефу и, как следствие, без всяких угрызений совести поменял хозяев. Для внедрений он, конечно, не годился (вздорный характер, неустойчивая нервная система, некоторая известность в научных кругах), но в роли чтеца приносил несомненную пользу. Это Прометею надо было воровать огонь, поскольку древние боги не пользовались документацией. Мы же, благодаря таким, как Лендел, девяносто пять процентов информации получаем из специализированных журналов, научных трудов, внутренних изданий, патентов, проспектов. Правда, всегда остается еще пять процентов, до которых добраться трудно. Но мы и до них добираемся, и ничто не может нас остановить. Мы не стоим на страже моральных устоев Вселенной. Поинтересуйтесь, куда пропал знаменитый Дизель. Он продавал лицензии всем, кто мог их купить, не проявлял никаких намеков на патриотизм, и в этом я его не виню. Но он был настолько наивен, что, отправляясь для переговоров в Англию, прихватил с собой портфель, набитый секретными документами. После роскошного ужина, данного в его честь в кают-компании океанского лайнера, Дизель вышел на палубу, и больше его никто не видел…
Никаких бумаг, никаких отчетов — вот идеал, к которому надо стремиться!
Я бросил бумаги, встал, подошел к окну.
Улица всегда действует на меня гипнотически.
Толпы, толпы людей… странно сознавать, что наша работа, столь незаметная и скрытная, имеет прямое отношение к любому человеку из толпы, чем бы он ни занимался. Одного мы обогащаем, других низвергаем в пучину бедности. А они и не догадываются о нашем присутствии. Незаметные, оставаясь в тени, мы лишь скептически улыбаемся по поводу таких общераспространенных мифов, как безопасность телефонов-автоматов, бронированных сейфов, сверхнадежной сигнализации…
Я тоже был человеком из толпы. Когда-то. Было время, я шел по улицам, не подозревая, что могу быть объектом слежки. Я думал, что являюсь свободным гражданином свободной страны. Время идет, теперь я так не думаю. И вообще стараюсь без нужды не думать.
Вынув из ящика диктофон, я решил потренировать голос, но меня прервали. Раздался звонок.
2Звонила женщина.
В глазок, врезанный в дверь так, что снаружи заметить его было невозможно, я видел ее всю целиком.
Ее лицо мне понравилось, и то, как она, ожидая ответа на звонок, переступила с ноги на ногу, тоже было красиво. Но ее серые глаза были напряжены. Такие люди, автоматически отметил я, редко смеются громко, как правило, они умеют противиться рефлекторному толчку.
Тем не менее женщина нервничала. Брючный костюм, короткие сапоги, тонкая куртка на пуговицах — она, несомненно, придавала значение своему внешнему виду. Руки незнакомка держала в карманах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});