Алла Конова - Осколки тяжести

"Камни" делали и другое. На наших глазах преобразовывалась атмосфера планеты. "Мудрым теням" для дыхания нужен кислород и полное отсутствие аммиака и сероводорода. Но именно эти два газа находились раньше в воздухе Джолии. Это мы обнаружили еще в Космосе, на подступах к ней. "Камни" выделяли в атмосферу кислород, разлагая горные породы.

Колонизация Джолии шла быстрыми темпами. На родине "мудрых теней" на исходе энергетические ресурсы. Жизненно необходимым стало овладение другим миром.

"Мудрым теням" не составило особого труда создать необходимые для нашего дыхания условия. А почему они это сделали? Только, конечно, потому, что мы для них - первые встреченные в Космосе разумные существа. Они изучали нас не менее тщательно, чем мы их.

Когда кислорода в воздухе стало достаточно и для них, они сбросили скафандры. И оказались настолько прозрачными, что не только в темноте, а просто в сумерках невозможно было заметить их приближение.

Они возникали бесшумно. Мы не сразу поняли, что это те же существа, одно из которых видели когда-то на экране. Там была схема, где все четко выделялось. А здесь двигались бесплотные создания. Только быстро-быстро пульсируют на голове пружинки-волоски. Удивительные создания, как будто вялые и бесстрастные... Была ли у них та беспощадная, ни на минуту не ослабевающая борьба с природой? Нам казалось, что они все равны между собой.

Мы искали у обитателей Джолии малейшие проблески чувств, похожих на наши, человеческие. Случай дал нам возможность увидеть их страх.

Неожиданный ураган захватил "мудрых теней" на земле. Облако-корабль, не выдержав напора ветра, исчезло в вышине потемневшего неба. А они, беспомощные, метались вокруг космоплана. Мы открыли люк. Они карабкались по сходням, сталкивали друг друга. Один упал и не мог самостоятельно подняться. Никто не помог ему... Ветер наполнил воздух сероводородом и аммиаком. Дышать уже было невозможно. Мы плотню захлопнули люк.

Один из них так и остался лежать обессилевшим комком у опустевших сходен.

Мы с Павлом напряженно следили, как Сурен, натянув маску, полз к нему, стараясь не поддаться буре. Человек поднял с земли студнеобразное, но еще живое существо. А когда поднимался по трапу, припадая к его ступеням, чтобы не оторваться, защищал это существо от ветра своим телом.

Я не могла понять, умер он или еще жив. Но когда мы его внесли в салон, "мудрые тени" в ужасе отшатнулись.

Я положила его в биокамеру. И только здесь заметила: он уменьшился, как бы высох, студенистое вещество скоагулировало - свернулось. А когда я вышла из биокамеры, увидела, что "мудрые тени" боятся теперь и меня...

Павел и Сурен оставались у космоплана. А я каждый день уходила все дальше и дальше, не всегда возвращалась к ночи...

Пишу в тени палатки. Солнце безжалостно палит. До нестерпимого жара раскаляются горные породы. Скалы, обрывы. И нет им конца и края... Совсем мало песка...

Я занялась прежде всего той частью Джолии, где можно дышать без скафандров. Это приблизительно пятьсот километров в окружности от того места, где мы приземлились. И я наслаждалась почти земным воздухом, его чистотой, простором и резкими порывами ветра. Может быть, потому, что я почти чувствовала себя на пути к родной Земле, эта планета, несмотря на ее мертвенные просторы, стала вдруг тоже дорогой.

Я увидела там плотно прижавшиеся к камням непонятные, безусловно, живые организмы, широкие и плоские. Как гигантские покрывала. Поверхность их отдает холодом, подобно металлу в мороз. Они все время колышутся, мерцая множеством мелких искр, и - меняют свой цвет от фиолетового до нежно-голубого. Я не могла их приподнять, оторвать от скал. Однажды я набрела на пещеру, искусственно вырубленную в граните. В ее черной глубине неясно вырисовывались округлые очертания "камней". Они лежали, чем-то старательно за изолированные. Я подошлa ближе.

Вне сомнения, они отделены от окружающего тем плоским растением, что прижимается к скалам, извивается и искрится.

Джолия сравнительно молодая планета. Воды еще мало, она не успела выделиться из силикатных недр, она еще цепко держится в тисках литосферы. Она появится потом, когда кислород станет не чем-то искусственно принесенным в атмосферу, а кровью воздуха.

Были только маленькие озера. В поисках собственной жизни Джолин я обратилась прежде всего к ним.

Выемка внутри скал. Крошечный водоем на каменистых голых уступах. Никаких признаков ила или отложений. Так у нас иногда бывает после сильного таяния снегов. На дне красноватые камни, и сама вода кажется золотистой. Она не прозрачная, а бархатисто-мутная, как будто даже люминесцирующая. Я набрала ее в колбу и поднесла к лицу. Специфический запах органики.

Хорошо помню, что это открытие я сделала на закате. Анлорес скрылся за искромсанным, скалистым горизонтом. А на востоке упрямо стоял его брат Анлорес А. Земля не знает подобного. Это не тусклая Луна с ее мертвенным светом. Это живое светило, излучающее собственное сияние. Но это не солнце и не звезды, которые слабо видны сейчас и кажутся бледными, как на Земле в часы рассвета. Все озарено мутным, пульсирующим голубоватым сиянием. А на "земле" лежат черные тени от скал.

Анализ воды я сделала сразу же. Общая сумма органических веществ превышала пять процентов.

Что это - уже жизнь? Или еще мертвое?

Капля под ультрамикроскопом. В этой малости жидкости я совершенно ясно увидела четко очерченные образования: они плавали в растворе, они были отделены от него оболочкой.

Коацерваты... Неужели это они, первые проблески жизни?

В лаборатории космоплана я подробно исследовала эту жидкость. В растворе белковоподобные и нуклеотидные полимеры. Оболочка... Здесь уже целые ассоциации молекул. Между раствором и тем, что заключено внутри этой клеточки, все идет и иает обмен веществ - тонкое сплетение множества реакций. Я видела, как эти капли вдруг начинали выпячиваться, вытягиваться, как бы под влиянием внутреннего давления, и вдруг делились, на несколько частей.

Жизнь? Наверное, уже жизнь. Но как ей далеко еще до амебы! Более миллиарда лет должно пройти для этого!

В слабом электрическом поле эти образования уменьшались и структура их изменялась. А когда я убирала заряд, капля становилась прежней. Я повторяла так много-много раз, и частички почти всегда возвращались в свое прежнее состояние. Почти...

Значит, эти совершенно одинаковые по виду капли уже обладали известной индивидуальностью, какой-то неуловимой тонкостью своей структуры. И каждая клеточка, как подлинно живое существо, противостояла всему внешнему миру, имела свою собственную судьбу и все свои усилия направляла на самосохранение.