Валерий Генкин - Похищение

- Какую Анну я упустил! - сказал он Вуйчичу.- Видно, нырнула в ближайший фонтан. Здесь все с ума посходили...

- Но ты, я вижу, вышел сухим из воды,- сказал Велько.

- Меня почему-то не обливали,- соврал Рервик и посмотрел на старика.Я - Андрис. Андрис Рервик.

Старик снова закивал и заулыбался.

- Это - Иокл Довид,- представил лехиянина Велько.- Он поможет найти место для съемки охоты. Большой знаток по этой части. Кажется, егерь? Велько повернулся к старику.

- Смотритель болот. Бывший, бывший,- зачастил Иокл, словно боясь, что его не станут слушать.- Сорок пять лет там прожил, родился там, три года, как уехал, но все-все помню, все места знаю. На булунгу сейчас нет охоты, цвигу брать можно. Я все покажу. Тут близко лететь, но скорей надо. Неделя пройдет - цвигу линять будет.

Ему нет пятидесяти, подумал Андрис. По земным меркам он дал бы Иоклу девяносто.

- Скажите, Иокл, что это за праздник? Почему так много воды? - спросил он.

- Очень-очень старый праздник. Сегодня вода, завтра будет огонь. Это жизнь. Давно не было этого праздника - тридцать лет не было, сорок лет не было. Он не велел.

- Он?

- Цесариум. Теперь стало можно.

- Иокл, вы видели Цесариума?

- Видел, видел. Один раз видел. Близко-близко. Как сейчас вас.

- Говорили с ним?

- Я ребенок был. Пять лет, семь лет. Отец говорил. Отец на весь Лех прославился.

- Вам Велько сказал, зачем мы приехали?

- Сказал, сказал. Кино, большое кино снимаете. Охоту снимаете.

- Мы хотим и о Цесариуме снять фильм. Но мы мало знаем. Поэтому все, что вы можете рассказать...

- Нет, нет,- замахал руками Иокл,- я не помню, совсем был ребенок. Отец... Он умер давно - двадцать лет, может, больше. Я на болоте жил, здесь не бывал. Болото знаю, все покажу. Торопиться надо - начнет линять цвигу, какая охота?

Лететь на болото положили утром. Иокл Довид отправился восвояси, а Рервик и Вуйчич - в гостиницу "Дарамулун", определенную им и всей группе для жительства. Перед тем как разойтись по номерам, Велько вскользь заметил:

- Марья прилетает завтра-послезавтра.

И на молчаливый вопрос Рервика:

- В разговоре она поинтересовалась, достаточно ли велик Лех, чтобы она была уверена, что случайно с тобой не встретится.

- Вот как?

- Ее влечет, она подчеркнула, чисто профессиональный интерес. .

- Ах да, психология власти.

- А ты, свинья, ее не пригласил.

- Это она сказала?

- Это говорю я, а она - подумала.

И они отправились спать.

В птерик с Иоклом сел один Андрис. Велько остался подыскивать гримеров - свои не справлялись. Иокл говорил мало, не кивал, не суетился. Жестами показывал курс. Они опустились на островок леса среди тростников вполне земной пейзаж. Рервик видит, как король Карл на белой лошади, лицо горит румянцем, перемахнет через эти кусты. Цепь вабильщиков в высоченных сапогах побредет по болоту - поднимать цаплю. Зеленые куртки сокольников... Нет, зелень потеряется на фоне травы, придется обрядить их в красное.

Или работать на тонкой тональности? Триумфальное "Гой! Гой!" заглушает вопль птицы, забиваемой кречетом. Груда сизых перьев, длинный полураскрытый клюв - деловитый сокол, поспешно, пока не нахлобучили колпак, пьет мозг жертвы. Веселый отдых короля после трудов и нервотрепки ночи святого Варфоломея...

Легкий хрип привлек слух Рервика. Он обернулся. Иокл пытался оттащить тяжелый ствол от полуповаленного белого столбика.

Андрис подошел помочь. На грубо обтесанном камне - буквы и цифры.

ИЛГА ДОВИД

Рервик вычел из правого числа левое. Получилось пятнадцать.

- Это ваша...

Иокл кивнул.

- Уж простите, что затащил вас сюда. Как еще доберешься? Я быстро. Четыре года не был у дочки.- Иокл провел ладонью по камню.- Тянет.

Почувствовав, что Иокл разговаривается, Рервик молчал, боясь спугнуть.

- Меня год как выпустили, а все не смог. Пешком не дойти, а где птерик взять? Таких, как я, сейчас в-о-он сколько. И всем что-нибудь нужно. Очень мне повезло, что вам на болота понадобилось.

Собирался дождь. Срывались первые крупные капли.

- За тем холмиком дом у меня. Может, зайдем?

Пока добежали, промокли. Ступеньки крыльца подгнили, одна провалилась. Через петли задвижки пропущен шнурок с большой пломбой. На пломбе витиеватый вензель с загогулинами и хвостиками: КОС.

Иокл остановился в растерянности.

- Я и забыл про печать.

Андрис протянул руку через плечо Иокла, сорвал пломбу и положил в карман.

В доме стоял кисловатый запах, было сыро. Иокл вдруг сделался энергичным и деятельным. Смахнул пыль с лавки. Принес из сеней охапку дров, потом вторую. Растопил печь. Поначалу она сильно дымила, но потом тяга установилась и дым исчез. Сделалось тепло и уютно. Лехиянин сел на колоду у печи и стал глядеть в полукруглый зев на ревущее пламя. Как-то незаметно заговорил:

- Дом отец ставил. Да-а-авно было дело. Молодой Цесариум охотой увлекался, велел специальный кураторий учинить. Как отец попал на эту службу - не помню, да, пожалуй, и не знал никогда. Определили его смотрителем болот, дали этот самый участок. Он как устроился, нас с матерью перевез. Цесариум часто на болотах бывал, а весной на гон булунгу так приезжал непременно. Нет-нет и на отцов участок попадет. А однажды к самому дому подъехал.

Красавец, глаза ясные, ейл под ним - огонь красный. Рядом, стремя в стремя, Катукара. За ним - Легба, Мутинга, Кунмангур.

Кругом егерей, охраны, косовцев - видимо-невидимо... Отец выскочил, мундир застегивает, что сказать - не знает. Мы с матерью тоже онемели. А Цесариум просто так говорит: "Ну, Асир Довид, что ж в дом не ведешь?" Отец руками машет, проходите, мол, а слова вымолвить не может. Тут мать опомнилась, бросилась на стол накрывать. В дом вошли только Болт, Катукара и Легба. Что дальше было - память не держит. Все заслонила рука Катукары. Мягкая, душистая - на моей щеке. Потом слышу, Цесариум хвалит мамину стряпню, а отцу жмет руку и говорит что-то о честном труде и единстве в борьбе или наоборот - о честной борьбе и единстве в труде.

И еще сказал: "Мы, надеюсь, не в последний раз у вас в гостях".

На следующий день во всех газетах была фотография: Цесариум пожимает руку смотрителя болот. Отец много газет накупил.

Снимок на стенку повесил, в альбом вклеил. Всем дарил. Окружной попечитель к нам приезжал, спрашивал, нет ли в чем нужды. Выдали отцу новые сапоги, обещали сила молодого, сильного - объезжать участок, но отец отказался - двух не прокормить, а своего старика не бросишь.

И стал он ждать, когда Цесариум опять приедет. Год прошел, другой. Отец все помнил, рассказывал, показывал. Меня приучил - гордись, говорит, не каждому в жизни такая честь, почет такой.