Яков Левант - Космический ключ

Эверетт пожал плечами:

– Вот вопрос, над которым не задумывался ни разу.

– А я из богобоязненной католической семьи, – угрюмо сказал О'Лири. – С детства вера была для меня всем: и утешением, и наградой, и надеждой. С малых лет мечтал я о рае, а оказался... в аду. В гитлеровском аду.

– Вы были в плену?

– Угодил к ним в лапы еще в Дюнкерке. Всю войну провел в Заксенгаузене. Если б вы знали, Эверетт, если бы только знали...

– Я многое читал.

– Этого не расскажешь, нет, нет. Надо было самому видеть, пережить, только тогда... Впрочем, – О'Лири с усмешкой посмотрел на гостя. – Кто знает. Для вас, быть может, еще не все потеряно.

Эверетт невольно вздрогнул. И не столько от зловещего смысла этих слов, сколько от тона, каким были произнесены они.

– Странная у вас манера шутить, О'Лири.

– Я только хотел напомнить: «Пути господни неисповедимы». Так утверждают, во всяком случае, эти чудаки-христиане.

– Чудаки-христиане?.. Но вы...

– Да, Эверетт, да, да, да, – О'Лири так стремительно схватил стакан, что густая, золотистая жидкость плеснула на столик. – Я больше не католик, не христианин. Я – парс.

Эверетту показалось, что он сходит с ума.

– Вы – парс?! Но это давным-давно умершая религия!

– Не мало было воздвигнуто человеком храмов, – тем же многозначительным, угрюмым тоном продолжал О'Лири. – Большинство их лежит в развалинах. Вы говорите, учение Заратуштры мертво? Поезжайте в Индию, в Бомбей, там найдете стотысячную общину парсов. Под Тегераном вы встретите целые деревни – они зовут себя гебрами. А сколько приверженцев истинной религии рассеяно по свету? Мы должны объединить их, Эверетт!

– Мы?!

– Мы с вами! О, вы еще придете к нам, это неизбежно, да, да, да. Это неизбежно, как ежедневное возвращение Великого Светила. Что вы так смотрите? Думаете – пьян?

– Вас не так просто понять, О'Лири. Католик и вдруг...

– Не просто, – усмехнулся физик. – Вот если б мы вместе побывали у нацистов... Христианское всепрощение? Нет, нет и нет! Борьба, яростная борьба со злом – вот истинное предназначение человека. Так сказал Заратуштра!

«Да он не в своем уме! – догадался Эверетт. – Конечно же, как не сообразил я раньше!»

Рассеянно слушая О'Лири, с жаром излагавшего содержание Зенд-Авесты, священной книги парсов, Эверетт тщетно пытался собраться с мыслями. Блер с его необузданным честолюбием, всемогущий Апостол-привратник, ирландец-огнепоклонник... Что объединяет их?

Смутные подозрения вновь овладели Эвереттом.

– Скажите, О'Лири... Человек, о котором упомянули вы вчера, – кто он?

– Т-с-с.., – как и накануне, понизил голос ирландец. – Его имя под запретом. Могучий Агура Мазда отвернулся от него, и он исчез, растаял. Так тает утренний туман под лучами Великого Светила.

ГЛАВА 10

Хлыст доктора Эверетта

В эту ночь Эверетт долго не мог заснуть. Склонившись к радиоприемнику, бездумно вращал ручку верньера, выхватывая из эфира всплески джазов и разноязычный говор. Одиночество, с которым, казалось, свыкся уже давно, вдруг навалилось тяжким, почти непосильным грузом. «С чего бы это? – недоумевал он. – Уж не схожу ли я с ума в этом чертовом Альджаубе!»

«Работа! – решил он утром. – Я ничего не знаю, кроме работы. Не знаю и не хочу знать».

И он погрузился в исследования, забыв обо всем на свете.

Работать было удивительно легко. Все указания его, даже простые пожелания, выполнялись безоговорочно и молниеносно. Апостол оказался истинным Чудотворцем. За какие-то сутки над всем участком, отведенным под облучение саранчи, на высоте десяти метров был натянут пластмассовый светопроницаемый купол. С той же быстротой, как по мановению волшебного жезла, преобразился и сам участок. Две широкие канавы протянулись вдоль него, увлажняя песок, по берегам их высадили тростник – лучший корм для созревающей шистоцерки.

Убедившись, что облученная саранча приступила к яйцекладке, Эверетт, оставив все на Мэй, занялся «хлыстом». Здесь дела шли далеко не так успешно. Абу-Сир приходил в подлинное отчаяние. И было от чего. Саранча определенно отказывалась реагировать на звук. Не обращая внимания на сирену, она невозмутимо перемалывала пищу.

– Придется подождать, – решил наконец Эверетт. – Подождем, пока на участке мисс Сногсби не созреет новое поколение стадной разновидности.

Абу-Сир вопросительно взглянул на своего руководителя.

– Здесь ее слишком мало, – пояснил ученый. – Я хочу провести наблюдение над целой стаей.

О'Лири он изложил свою мысль подробнее:

– Если из кубышек выйдет полноценная стадная разновидность, то, созрев, она начнет проявлять стремление к полету. Мы и «подслушаем» ее сигналы.

– Да, да, да, – как и всегда, сразу загорелся физик. – Верная мысль. Я подготовлю аппаратуру.

Хотя на участке Мэй появились личинки, об успехе опыта судить было еще нельзя. Первый возраст саранчуков имел чисто зеленую окраску, свойственную как стадной, так и одиночной форме. Но уже у второго возраста отчетливо обозначилась темная пятнистость на груди. Мэй немедленно доложила об этом по телефону.

– Отлично, – обрадовался Эверетт. – Сообщайте мне, пожалуйста, после каждой линьки.

Число и размер пятен постепенно увеличивались. А через несколько линек зеленый цвет полностью исчез, уступив желтовато-коричневому. Саранчуки четвертого возраста имели уже ярко выраженную стадную окраску: желтую с черными пятнами.

– Они начинают скулиживаться, – позвонила однажды Мэй.

– Хорошо, хорошо, – заволновался Эверетт. – Сейчас же еду.

Вспомнив, с каким интересом относился к этим опытам О'Лири, он пригласил его с собой.

– Скулиживание? – не понял физик.

– Кулигой мы именуем стаю саранчи, сгрудившуюся для полета, – пояснил Эверетт. – Скулиживаться – сбиваться в стаю.

Обнесенный плотной сеткой участок буквально кишел взрослыми насекомыми. Большинство их плотно сгрудилось среди начисто объеденных кустов гелиотропа. От тростника тоже осталась лишь древесина. Последние дни пища сюда доставлялась извне.

Эверетт снял с обглоданного куста крупную шистоцерку.

– Удлиненные надкрылья, лимонно-желтая окраска, – заметил он. – Типичнейшая стадная форма.

– Да, да, да! И получена искусственно! Вас можно поздравить, дорогой коллега.

Насекомое, сидя на ладони, грозно шевелило усиками. Эверетт сбросил его легким щелчком.

– Мы только повторили опыт Боровика, – напомнил он. – Опыт, имеющий чисто познавательное значение. Не думаете же вы завести саранчовую ферму?