Норман Спинрад - Крепость Сол (сборник)

Он старательно покрывал раствором из другого бидона каждый сантиметр сухой взрывчатки.

— Не знаю точно, как она действует, но точно то, что она посылает в определенном направлении всю высвободившуюся в момент взрыва энергию. Торренсу достанется весь заряд. Вполне можно остаться здесь, рискуя лишь тем, что несколько осколков пластика оцарапают нам рожи. Но наверху все будет по-другому. Они будут вынуждены выскребать потолок, чтобы собрать хоть что-нибудь из того, что останется от их Вице-Координатора!

Закончив свою работу, Файнберг осветил лучом фонаря сероватую поверхность: на ней нельзя было различить ни малейшей трещины. Даже часового механизма не было видно.

— О'кей, — сказал он. — Все нормально. Нам остается двадцать пять минут, чтобы удрать, после чего бай-бай, Джек Торренс.

Джонсон мечтательно и удовлетворенно улыбался, в то время как они спускались.

Теперь даже само Братство не могло спасти Торренса. Ничто не могло помешать взрыву, даже если бы удалось установить место, где заложен снаряд. И никто, кроме нескольких членов Лиги, не располагал такого рода сведениями!

Джек Торренс вошел в просторный конференц-зал через боковую дверь, охраняемую усиленным нарядом Стражников. Продвигаясь по центральному проходу к эстраде и установленной на ней довольно скромной трибуне, он с определенным удовлетворением отметил, что, несмотря на то, что зал был заполнен только наполовину, все присутствовавшие Опекаемые были сгруппированы в непосредственной близости от трибуны таким образом, чтобы телевидение могло создать впечатление, что помещение переполнено.

Торренс поднялся на эстраду, занял место на трибуне и бегло просмотрел конспект речи, который лежал перед ним. Сегодняшней темой было «Положительное влияние Порядка на созидание в искусстве».

Для Торренса все это было вздором.

Скорее всего, Опекаемые не очень-то обрадуются, узнав об ожидавшем их в скором времени установлении Глаз и Лучей во всех без исключения жилых помещениях, и сам он не одобрял генеральную линию по тем соображениям, что теперь ни один Советник не сможет критиковать даже равных себе.

Он также был против политики публичного издевательства над Лигой или Братством.

Ведь любая реклама могла в той или иной степени быть только на руку обеим организациям. Оставалось только рекламировать, например, кремовые торты в качестве вида искусства. Как бы там ни было, Опекаемые не обращали ни малейшего внимания на то, что говорилось. В таких случаях самым главным для выступавшего было показать свою физиономию на экране.

Торренс бросил взгляд в сторону группы телевидения. главный режиссер поднял указательный палец. Трансляция началась.

— Граждане Гегемонии, — начал Торренс, — я рад, что вас собралось сегодня так много в этом зале. Учитывая то, что искусство и культура составляют самые главные проявления человеческого разума, где еще могли бы они процветать, как под сенью Гегемонии Земли, наивысшего проявления человеческой цивилизации! Мы иногда забываем, что в варварскую эпоху Религии искусство, как и сам человек, находились во власти сотен догм и теорий, которые истощали друг друга в бесплодной борьбе. Нам трудно теперь представить, насколько искусство в те времена могло быть подчинено эстетическим традициям, предписываемым каким-либо бессмысленным культом или просто зародившимся в голове изгоев общества, которые…

Речь Торренса неожиданно была прервана суматохой в центре зала. Он увидел, как металлическая дверь того прохода, которым он только что воспользовался, стала раскаляться до вишнево-красного цвета, а затем с грохотом рухнула в зал.

В проеме показались силуэты двух мужчин в масках, вооруженных пистолазерами.

Торренс моментально приложил указательный палец к горлу, давай этим знал телегруппе прекратить тотчас же трансляцию, затем бросился под трибуну, в то время как Стражники лихорадочно занимали позиции вокруг.

— Газы! — раздался чей-то вопль.

Опекаемые завизжали и в панике вскочили со своих мест.

Торренс рискнул выглянуть из своего убежища: в центре зала поднималось густое облако зеленоватого цвета. Сволочи, они применили нерволин: ведь попадание даже одной капли на кожу вызывало смерть.

Прямо под ним вскочившие со своих мест Опекаемые, пытаясь избежать угрожавшей им опасности, ревели от ужаса и создавали сутолоку.

Газовое облако достигло телегруппы, и операторы и техники попадали на пол, погибшие еще до того, как коснулись его…

Торренс почувствовал, как сердце у него ушло в пятки при виде надвигавшейся верной смерти, которая преграждала единственный выход.

Однако паника длилась недолго: те, кто бросил газовую гранату, плохо рассчитали, в самом деле, очень плохо. Этой тучи оказалось явно недостаточно, чтобы заполнить весь зал, и теперь газ быстро рассеивался. Вообще-то нерволин предназначался для подавления мятежей. Стражники использовали его для продвижения вперед, и действие его должно было быть строго ограничено, насколько возможно, во времени.

Чтобы произвести данный эффект, гранату следовало бросить в центр эстрады.

Однако бросок не удался. Отсутствие ли опыта бросавшего было тому причиной, или это быстро вмешались Стражники — как бы там ни было, покушение окончилось неудачей.

Торренс поднялся. Облако почти повсюду рассеялось. Да, вся телегруппа погибла, но сам он был жив и здоров, и Опекаемые начали успокаиваться. Торренс разразился нервным смехом, который не был в то же время лишен некоторого удовлетворения.

Это был один из тех промахов, которые обычно свойственны Лиге. Они даже не смогли…

Вдруг он увидел небольшой овоидный предмет, взлетевший над головами Опекаемых.

Он опять инстинктивно бросился под эстраду, но тотчас поднялся, сообразив, что опасный предмет был всего лишь бомбой-анонсом.

Сильный, с металлическим оттенком голос объявил:

— Смерть Совету Гегемонии! Хаос победит! Вице-Координатор Джек Торренс только что поплатился жизнью за свои многочисленные злодеяния! К вам обращается Братство Убийц!

— Братство? — пробормотал Торренс. — А как же Лига? — он быстро махнул рукой Стражникам: — Немедленно эвакуируйте зал! никогда нельзя заранее ничего предвидеть с этим Братством! Вон отсюда, да побыстрее!

Торренс бегом спустился по лестнице, окруженный Стражниками, и устремился к выходу.

Они пробежали через холл, и Торренс обернулся, чтобы посмотреть, что происходит, в то время как ошеломленные Опекаемые начали выбираться из зала.

Торренс подождал, пока все они покинули здание. «Проклятая игрушка! — подумал он. — Что бы все это могло значить? Сначала Братство спасает Владимира Кустова, потом пытается убить меня. В конце концов, я не ошибался: очень может быть, что Владимир действительно спелся с Братством. К счастью, эти кровавые догматики не более опытны, чем их собратья, шуты гороховые, из банды Джонсона… Однако, надо что-то делать. Может быть… Ну, да, в сговоре Владимир с Братством или нет, я вполне могу извлечь определенную выгоду из всего этого. Почему бы и нет? Не прямая улика, однако улика. По крайней мере, довольно серьезное предположение. Я могу надеяться, что уговорю Горова вступить в союз со мной. И будет шестеро против четырех. Тогда достаточно, чтобы хотя бы один человек перешел в наш лагерь, чтобы ситуация осложнилась: Совет будет парализован, возникнет необходимость организовать всеобщие выборы. И, может быть…»