Игорь Водолеев - Где кот идет 2

– Советую отвечать! – рыкнул исландец. Его голос не предвещал ничего хорошего.

– Если б я не был связан, ты не посмел бы меня ударить, – огрызнулся пленник.

– Не я тебя связал, – возразил Эгль. – Но, если ты думаешь, что это тебе поможет…

Он сделал неуловимое движение и в его руке появился нож. Через мгновение разрезанные веревки упали на песок. Пленник отступил еще дальше, потирая покрасневшие запястья. Эгль бросил нож Белову и тот ловко поймал его на лету. Исландец расставил ноги и сделал в сторону сердитого юноши широкий приглашающий жест. Пленник развел ладони, как бы показывая, что в них ничего нет. Затем он поднял руки вверх, втягивая воздух через ноздри, развернул ладони к земле и медленно опустил их вниз, выдыхая через стиснутые зубы.

Эгль фыркнул и сделал шаг вперед. Пленник согнул левую ногу в колене. Подпрыгнув, он мгновенно выстрелил пяткой вперед, целясь в солнечное сплетение противника. Огромный исландец резко присел, уклонившись от удара. Его правая рука прикрыла живот, а другая метнулась к ноге пленника, ударившей в пустоту. Схватив противника за щиколотку, Эгль подкинул его ногу вверх. Пленник взмахнул руками, откидываясь назад. Эгль, шагнув вперед, освободил захват, но тут случилось неожиданное. Почувствовав, что железные пальцы разжались, юноша сгруппировался и, перевернувшись через голову, ловко встал на ноги.

Эгль прыгнул вперед и нанес сильный удар справа. Пленник пригнулся, уклоняясь от летящего в голову огромного кулака, и ответил встречным левым, целясь в печень. Исландец подставил открытую ладонь. Поймав кулак юноши, он резко сжал пальцы. Хрустнули кости. Взвыв от боли, пленник пнул Эгля в голень. От неожиданности тот ослабил хватку, а юноша отскочил назад и затряс кистью. Сверкнув глазами, исландец перешел в атаку. Его руки рассекали воздух как мечи, а хлесткие удары ног сотрясали защитные блоки юноши. Заметив, что противник ушел в глухую оборону, Эгль сделал ложный замах. Юноша прикрыл голову локтем. Эгль быстро присел на левой ноге и волчком повернулся на пятке. Его отставленная правая нога описала круг и ударила противника по щиколоткам сзади. Пленник рухнул, как подкошенный. Перекатившись через плечо, Эгль сел верхом на противника. Шумно вдыхая воздух, он сжимал кулак, пока не понял, что юноша оглушен падением и сопротивляться уже не в состоянии.

Скоротечный рукопашный бой закончился так быстро, что Кари, покидавший фургон с картонным ящиком в руках, застыл, не успев поставить ящик на землю. Эгль поднялся и отряхнул песок с коленей. Заметив, что пленник очухался, он схватил его за шиворот и рывком поставил его на ноги. Глядя прямо в черные с поволокой глаза юноши, исландец холодно сказал:

– Меня зовут Эгль Гримс. Если ты не назовешь свое имя, то сейчас же умрешь.

– Меня зовут Гарун, – прохрипел юноша. – Гарун Алмазов. Я…

Потеряв к пленнику интерес, Эгль повернулся и направился к фургону, обойдя мужчину в очках, который пытался ему что-то сказать. Гарун вздохнул и поплелся вслед за исландцем. Эгль подошел к машине. Пнув ногой картонный ящик, отозвавшийся волнующим стеклянным звоном, он сердито спросил у замерших диверов:

– Ну, что, братья-славяне, опять дров наломали? Где академик? Кого мы будем заряжать в Баг Мэка? Вашего «Распутина», который из Германии? Вам бы только водку жрать! Почему Лемеха не привезли, я спрашиваю?

– Легче, Эгль, ну чего ты так расшумелся, – сказал Кари, поднимая опрокинувшийся ящик «Распутина из Германии». – Вон он твой Лемех. За тобой стоит, никуда не девается.

Исландец быстро обернулся. Мужчина, что стоял рядом, снял очки и виновато моргнул.

– Вы Алексей Лемех? – смягчившись, спросил Эгль.

– Так точно, – ответил тот.

– Физик?

– Да.

– Академик?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не избрали пока еще, – улыбнувшись, ответил Лемех.

– Так, интересно… А из какого вы года?

– Простите, не понял?

– Ну, какой сейчас год в вашей Вселенной?

– В моей Вселенной?

– Ну, на вашей Земле, какая разница! – рассердился Эгль.

– Год одна тысяча девятьсот семьдесят первый. Новой эры, разумеется. Простите великодушно, не могу понять, за что я задержан? Я, как говорится, ни сном, ни духом…

– Зато я, кажется, начинаю понимать, – нахмурился Эгль. – Ну-ка, други, признавайтесь, за каким чертом вас занесло в семьдесят первый?

– Мы, это… – проблеял Белов. – Поспорили с Кариком немножко. Сначала все было по программе. Двинули в Москву восемьдесят шестого, вышли через Буту. На Буте все свои были. Взяли «уазик», по дороге встретили кое-кого. Кого-то приструнили, кому-то помогли, так ничего особенного. Прибыли к месту нормально, установили наблюдение за академиком. Решили брать его на проспекте, прямо по дороге домой. Ждем-пождем в засаде, а объект до дому не торопится.

– Ну и что? – спросил Эгль.

– Так ведь холодно ждать! – объяснил Белов.

– И голодно, – осторожно добавил Кари. – Позвонили на работу. Там сказали, что Лемех убыл в Питер на три дня. Что прикажешь делать? Ехать за объектом на колесах – надо машину менять, новую путевку оформлять. Посовещались, решили перепрыгнуть на четыре дня. Только не через Буту (чтобы не светиться лишний раз), а через Лосятник. А пока было время, зашли в ресторан – согреться немного, шашлычку поесть. После нашего пекла, да в российский мороз. Это вам не в Африку съездить.

– Точно! – подтвердил Белов. – Вот мы взяли по шашлыку, посидели. Хорошо так сидим. А после третьей, э… порции, гарсон возьми и скажи, что в прошлой декаде продукт был лучше.

– Что был лучше? – недоверчиво спросил Эгль. – Шашлык?

– Конечно, – округлил глаза Белов. – Что же еще? Времени у нас было навалом, Лосятник свободен. Вот мы и решили все сравнить, так сказать, на практике. Двинули в семьдесят шестой на том же месте, показали красные корочки местному гарсону. Очень мило побеседовали. Гарсон как на допросе выложил, что лучший коньяк был у них до повышения. В году примерно семьдесят втором. Вот мы и махнули к истокам.

– Какого повышения? – рассердился Эгль. – Что ты несешь?

– Известно какого, – пожал плечами Белов. – Сразу видно, что ты в Москве сто лет не был. Второго Великого повышения цен на водку, коньяк и прочие услуги. Случилось оно как раз в начале семьдесят шестого. Двинули мы в семьдесят второй и тут нас как громом осенило. Семьдесят шестой у них какой год был? Високосный, не так ли? А семьдесят второй, когда Лемех академиком сделался? Тоже високосный! Ну, Гримыч, догадался, в чем дело?

– Модальная развилка! – сверкнул глазами Эгль.

– Она самая, – радостно заорал Белов. – Мы с Кари сразу замерили дивергенцию и вот что получили: в 72-м – четыре процента, в 76-м – четырнадцать, а в 86-м – аж девяносто восемь! Теперь ты понимаешь, что Лемеха нельзя было брать в 86-м году?