Борис Чигидин - Запас непрочности

Из небанального в пейзаже, ну, более эфемерного, чем иней, машины и контейнер - разве что старушенция из моего подъезда. При полном всесезонном параде: черная клюка, серый платок, коричневый плащ, темно-фиолетовые рейтузы и заслуженная матерчатая сумка рейтузам в тон. Преклонив колени перед серебристым "Фольксвагеном" рядом с помойкой и опершись рукой с палкой на бампер при дружественном нейтралитете сигнализации, бабка пытается свободной рукой что-то нашарить под машиной.

В интересе к содержимому помойки пожилая леди замечается который год. Бутылка, что ли, под машину закатилась. Не горбушке же какой там взяться.

Забортный воздух на контрасте выглядит свежайшим. Еще, пожалуй, минутка, и можно задраиваться и приступать к трапезе.

Бабуся начинает распрямляться. По ритмике это примерно как разворот "Икаруса".

В ревматической руке языком пламени трепыхается рыжий котенок, месяца три-четыре, не больше. Уже не в руке, уже в сумке, горловина ее накрепко перехвачена, и бабка со всех ног семенит в свое логово, и видно, что с добычей ее не разлучить никакой силе.

Захлопываю окно.

Минуты через три карга, отдышавшись, запрется в облезлой ванной. Если в деревенской юности ей доводилось иметь дело с кроликами, зарезать, освежевать и выпотрошить проблемы не составит. Насчет без труда зарезать, кстати, не факт - бабушка наверняка одинокая, поди разбери, когда там ножи последний раз точились…

И все равно суп с котом никуда от нее сегодня не денется.

К черту изыски формы. Я боюсь.

Неописуемо, животно, всей требухой, до икоты. Даже не столько исхода для требухи как такового. Декораций; взрыва ли, всхлипа - несущественно.

Человеческое смывается с человека очень быстро; достаточно оглоушить подопытного острым недостатком жизненного ресурса. Неготовым разрешить себе поверить - шагом марш оцеплять угол. Крысу в нем бытие обеспечит, а уж швы и профилактика бешенства за ваш счет.

Оцени масштаб ресурсного дефицита. Хорошенько представь все, чего следует ждать от хищника при второй сигнальной системе и пустой денек этак шестой утробе. Умножь на количество человеко-пастей в стае. И смотри, смотри в глаза будущему.

Если - если? когда? - оно перенесет через порог вторую ногу… лучше сам и сразу. Вилку в розетку, телеса и произвольно взятый электроприбор, хватило бы провода, в наполненную ванну.

Люди, я терпел вас, пока получалось. Получалось, пока одного послезавтра не перестало хватать на всех.

Полный вдох. Ноль раз, ноль два, ноль три, сто двадцать, выдох. Левой-правой в стену, без бережения.

Сопля. Жвачное пузатое двуногое, пламенный борец за толщину прослойки сала на боках, пьедестал для брюха и задницы. До того жалко себя неповторимого, что подыхать страшно, кто бы мог подумать. А что сдох уже и давно, сам того не замечая, понял ли? Не льсти себе - отнюдь не в мае с началом извержения. Строго в момент, когда в заштатной канцелярии небесного Бобруйска на снабженный всеми подобающими визами проект генокода легла скачущая, еще не хватало на третьестепенной бумаге каллиграфию разводить, резолюция.

Сдох и сдох. Ишь важность неизреченная, можно подумать, кто-то когда-то иного обещал. Так какого мичуринского хрена именно сейчас взбрело встревожиться этим до корчей, ровно доктор их прописал для личного бессмертия?

Вывод?

Каждый день считать незаслуженным подарком, вести себя соответственно, числом их не морочиться, не твоего ума дело, в инициативном порядке в пекло не рваться, дурной бесконечности еще успеешь накушаться, аж надоест. Вопросы? То-то же. Кру-гом. Пшел жить, омлет стынет!

…Тайны мира сего: квадратура круга, единая теория поля, откуда в темных закоулках подсознания взялся звероподобный сержант-сверхсрочник и чем драить сковороду, если вчера выдоена последняя капля моющего средства. Ну посуде, положим, будет довольно мыла, а прочее получается никак не для дюжинных умов.

Не знаю, как там насчет спасения тысяч рядом с собой, об этих масштабах пусть у Мишлина голова с душой болят, но уж во всем, что назвал своим ближним кругом, будь любезен.

- Привет, звездочка. Добралась? Давно? Кыська не удрала? Махновцы по дороге на паровоз не покушались? Какой квелый махновец пошел - нет бы самим волков съесть… Как у вас там? Что, и снега до сих пор не было? Во устроились. Соберусь во внутреннюю эмиграцию, приютишь хоть батраком? Буду, буду себя вести, что мне остается-то. Ладно. Сама как? И я не знаю, и никто не знает, так что же с того…Постановка вопроса неправильная. Неправильная, я сказал. Правильная постановка вопроса: люблю тебя, чучелу огородную. Да, именно так. Да, не прошло трех лет. И со всем остальным трех лет не пройдет, потому концов света не заказывалось, моим планам концы света поперек, а нашим - тем более. Вот так, да. Начнешь обдумывать житье, прими все это во внимание. Все у меня на этом. Чешу за ухом, твоим привет. Звони, пиши, я тут и пропадать не намереваюсь. А як же ж. Естессно. До созвону.

Вовремя. Назревал там срыв в штопор, нет ли - однако считать отмененным в корне. Одного, без малого состоявшегося, и так более чем.

Позавчера, изловчившись на две недели за свой счет, Нора села в поезд до малой астраханской родины и всех домочадцев. Разобраться с творящимся и своим в нем местом. Влиять на выбор не мое дело - мое дело очертить пространство для выбора целиком.

И надеяться. И все равно быть готовым к любому.

И отправляться уже за предохранителем.

На лестничной площадке стеклопакетов не предусмотрено, не в парижах. Ветер по мою сторону рассохшейся деревянной рамы беснуется немногим деликатнее, чем в чистом поле.

- Чубайс… Чубайс…

Скрипучий одышливый голос с лестницы вплетается на пределе слышимости в уханье атмосферных масс и дребезжание стекла.

- Экой котишко дрянной, что ни день, удрать норовит… Сам-то, сказывають, в ИзраИль утек, и энтот туда же, шлёндрает… Чубайсик, засранец, будет над старой бабкой куражиться, бабка рыбки сварила!

…Товарищ страшный сержант, разрешаю не обращаться. Все эти слова знаю с младшего школьного, применить их к себе сумею сам, исполнение можно не проверять.

На третьем шаге по инею в физиономию швыряет таким зарядом мокрого снега, что намерение добраться до места пешком приходится отставить как чреватое нездоровыми последствиями. Невелика, впрочем, беда - автобусы пусть и уменьшились в числе кратно, зато подорожать вчетверо еще не успели. Не в пример маршруткам и, понятное дело, бензину.

Судя по лицам в салоне, пережить персональный надир пассажирам еще предстоит - хватай за шкирку справа по одному и влеки позировать для новодельных фресок Страшного суда. Забавны, словно сам часом раньше. Это никак не более, чем один раз. И все еще отнюдь не факт, что безвременно.