Говард Лавкрафт - Призрачные поиски неведомого Кадафа

Эти люди, похоже, неземного происхождения, хотя вовсе не по этой причине коты не рискуют запрыгивать на их корабли. Причина же в том, что в Инкуаноке обретаются тени, невыносимые для котов и наводящие на них ужас, так что в том холодном сумеречном краю никогда не услышишь ни веселого мурлыканья, ни приветственного мяуканья. То ли это из-за незримых посланцев из загадочного Ленга, приносимых порывами ветра через неприступные пики, либо же из-за пришельцев из прохладной пустыни к северу, сказать нельзя, но факт остается фактом: в том далеком краю есть приметы запредельного мира, который не по нраву котам и чье присутствие они тоньше, чем люди, ощущают. Вот почему они и не отправляются на темных кораблях к базальтовым пирсам Инкуанока.

Старый кошачий вожак также рассказал, где найти его друга царя Куранеса, который в последних снах Картера являлся ему владыкой, обитающим то в розовохрустальном дворце Семидесяти . радостей в Селефаисе, то в облачном многобашенном замке парящего в небе Серанниана. Похоже, ему стало неуютно в тех краях, и его обуяла сильная тоска по памятным с детства английским утесам и зеленым низинам, где под вечер в крошечных сонных деревнях из-за зарешеченных окошек звучат старинные английские песни, и где серые церковные башни мило проглядывают сквозь зелень далеких долин. Он не мог вернуться туда наяву, ибо тело его мертво, но он сделал наилучший выбор, воссоздав в сновидениях небольшой кусочек этого края к востоку от города, где луга весело убегают прочь от прибрежных скал к подножию Танарианских гор. Там он и поселился в каменном готическом особняке с видом на море, убедив себя в том, что это древний Тревор-тауэрс, где он родился и где увидели свет тринадцать поколений его предков. А на берегу поблизости он выстроил корнуолльскую рыбачью деревушку с круто взбегающими в гору мощеными улицами, населил ее жителями с типично английскими чертами лица и научил их приснопамятному говору старых корнуолльских рыбаков. А в долине, что была неподалеку, он выстроил огромное норманнское аббатство, чьи башни он мог видеть из окна, а на кладбище вокруг аббатства он установил серые гробовые плиты с выбитыми на них именами своих предков и увитые мхом, напоминающим мхи старой Англии. И хотя Куранес был царем в сно-видческой стране, богатой всевозможными, какие только можно вообразить, красотами и чудесами, богатствами и великолепием, радостями и восторгами, утехами и наслаждениями, невидальщиной и диковинками, имевшимися в его распоряжении, он бы с радостью отказался от своей безмерной власти, и роскоши, и свободы за один только благословенный день жизни простым мальчишкой в доброй тихой Англии, в той древней любимой Англии, что создала его и неотъемлемой частичкой которой он навечно остался.

Так что распрощавшись со старым кошачьим вожаком, Картер не пошел искать дворец из розового хрусталя, а двинулся из восточных ворот, через заросший маргаритками луг, к островерхому фронтону, который он заметил сквозь кроны дубов в парке у подножия прибрежных скал. И вскоре он подошел к разросшейся живой изгороди, где за калиткой стояла кирпичная сторожка, и, когда он позвонил в колокольчик, его впустил не разодетый лакей, а сгорбленный старичок в рабочей куртке, изъяснявшийся на наречии далекого и древнего Корнуолла. И Картер последовал за ним по тенистой аллее меж деревьев, точь-в-точь похожих на английские, и поднялся на террасы среди садов, разбитых в старом добром стиле эпохи королевы Анны. А у двери, охраняемой с обеих сторон каменными котами, как то было принято в старое время, Картера встретил дворецкий с пышными бакенбардами и в подобающей ливрее, и вскоре он оказался в библиотеке, где Куранес, повелитель Оот-Наргая и Неба вокруг Серанниана, сидел задумчиво в кресле у окна, взирал на свою приморскую деревушку и мечтал о том, чтобы сейчас в комнату вошла его старая няня и упрекнула, что он еще не одет и не готов отправиться на скучнейший пикник к викарию, потому что карета уже подана и у мамы лопнуло терпение...

Куранес, в халате, скроенном на манер тех, какие в дни его юности шили лондонские портные, стремительно поднялся, чтобы поприветствовать гостя, ибо вид англосакса из бодрствующего мира был ему в радость, даже при том, что этот англосакс был родом из Бостона, штат Массачусетс, а вовсе не из Корнуолла. И долго они беседовали о стародавних деньках, и у них было много что сказать друг другу, так как оба были опытными сновидцами и обладали глубокими познаниями о чудесах самых заповедных уголков. Куранес и впрямь побывал в зазвездных пределах абсолютной пустоты, и, как говорят, ему единственному удалось вернуться из этого путешествия, сохранив ясный рассудок.

Наконец Картер перешел к предмету своего поиска и задал хозяину те же вопросы, которые задавал уже многим. Куранес не знал, ни где находится Кадат, ни где чудесный закатный город, но он зато знал, что Великие представляли чрезвычайную опасность для всякого, кто пытался их отыскать, и что Иные боги почему-то оберегали их от назойливого людского любопытства. Он многое узнал об Иных богах в далеких пределах космоса, особенно в тех безднах, где формы не существует, и разноцветные клубящиеся газы хранят последние тайны мироздания. Фиолетовый газ Снгак поведал ему ужасные вещи о ползучем хаосе Ньярлатотепе и наказал ему никогда не приближаться к центральной бездне, где султан демонов Азатот жадно жует во тьме. Вообще же очень неразумно прекословить Старцам, и коли уж они так настойчиво преграждают ему путь к чудесному предзакатному городу, стало быть, лучше и не искать этот город.

Куранес к тому же выразил сомнение в том, что его посетитель извлечет какую-либо пользу, придя в этот город, даже если это ему и удастся. Он и сам ведь долгие годы стремился попасть в прекрасный Селефаис и на землю Оот-Наргай, и обрести свободу, полноту и высокий восторг жизни, лишенной всех предрассудков, препон и глупости. Но теперь, когда он обрел и этот город, и эту землю, и стал их повелителем, он осознал, что и свобода и полнота жизни слишком быстро увядают и наскучивают из-за отсутствия в его ощущениях и воспоминаниях чего-то более осязаемого. Он был царем Оот-Наргая, но не нашел в том никакого глубокого смысла, и постоянно испытывал тоску по милым сердцу приметам Англии, которые так много значили для него в юности. Он отдал бы все свои владения за один только звон корнуолльского церковного колокола, несущейся над долинами, и все тысячи минаретов Селефаиса - за родные островерхие крыши деревенских домов вблизи его родового поместья. И он сказал своему гостю, что неведомый предзакатный город, возможно, не подарит ему взыскуемого удовлетворения, и что, вероятно, лучше будет, если он останется величественным и полузабытым сном. Ибо Куранес часто навещал Картера в старой жизни наяву и неплохо помнил милые массачусетсские холмы, среди которых прошло его детство.