Богдан Петецкий - Зоны нейтрализации

Отозвался лакей. Я заметил, что начал получать больше кислорода. Из утолщения, встроенного в шлем, выдвинулась серебряная, матовая ложка. На ней лежали три зеленые таблетки и одна желтая. Проглотил их. Я все еще плыл в пространстве, в направлении, приданном моему телу при взрыве на поверхности корабля. Он был там. Я до него добрался. Единственное, в чем я мог быть уверен. Это земной корабль, наш корабль. Тот, что мы разыскивали. И еще одно. Что-то случилось, на борту его нет ни одного живого человека.

Я вытянул ноги, сложил руки на груди. Отдыхал. Шли секунды, минуты. Наконец я лениво потянулся до переключателя на левом рукаве и вызвал Снагга. Тот отозвался немедленно, словно только этого и ждал. Я рассказал, что зона действует не только на автоматы и что мне пришлось пережить вблизи покинутой ракеты. Добавил, что эффект достигается, скорее всего, воздействием излучения или поля на некоторые нервные центры.

– С той минуты, как ты приблизился к объекту, в записях корабельного компьютера пробел, – сказал Снагг. – А твой?

– У подручных систем нет блоков воспроизведения, – пробурчал я. – Передай все это на базу.

– Сделал, – сообщил он. – Возвращаешься?

Я не ответил. Медленно поднял руку с пистолетиком, чтобы прочитать запись расхода энергии. Я мог вернуться. И ничего больше. Сунул пистолет за пояс и включил компьютер. Без интереса следил за цифрами, выскакивающими в крохотном, овальном окошке. Координаты моего положения, траектория пройденного пути, расстояние от корабля и от цели... Последнее было излишней роскошью. Я невооруженным глазом все время видел силуэт земной ракеты, проступающий на фоне утыканного звездами пространства. Если мне и предстояло что-то выяснить, то не с помощью компьютера. Еще раз потянулся к левому рукаву. Подключил свою диагностическую систему к анализатору, потом на выход. Отозвалась сразу же. Я узнал, что весьма утомлен. Нарушено психическое равновесие, вследствие воздействия сильных факторов. Каких?

Лакей детально проинформировал, что происходит в моих мозговых центрах, сердце, печени, выдал характеристику химических изменений в мышцах. И все такое прочее. Еще я узнал, что довольно быстро возвращаюсь к норме. С чем и мог себя поздравить. Если бы только не то, что я до сих пор ничего не знал. Ничего о том, что было по-настоящему важным. Было определенно общее состояние моего организма. Без следа данных о том, что оный организм до этого состояния довело.

Бортовой компьютер корабля потерял связь с аппаратурой, вмонтированной в мой вакуум-скафандр, когда я оказался в зоне действия поля, обволакивающего брошенную ракету предыдущей экспедиции. Но если они, в кабине, следили за его воздействием на контрольном экране, то могли догадаться, что же со мной происходило. Бред – холодно оборвал я себя. Из этой зоны не пробивается никаких сигналов. Они видели только то, что принимал компьютер. Хаос.

«Меркурий» выказал непокорство. В данном случае, – подумал я, – человек оказался столь же беспомощен, что и машины. Хотя, кто знает? Я все-таки вернулся. Сам. Сомневаюсь, чтобы это удалось какому-нибудь из наших автоматов. Так или иначе, моего страха они не видели. Отчаянной, беспомощной суетни. А жаль.

Я знаю, что люди стесняются своего испуга. Не испуга: страха. Те, кому приходилось бояться. Чаще, чем единожды в жизни. А для меня страх был чем-то столь же интересным, как, скажем, явление сверхпроводимости. И чем-то столь же безличным. Как мои нервные окончания не могли неожиданно превратиться в криогенные кабели, точно так же я не мог и бояться. Это последствия воспитания, и даже корректировки генетического кода. Атмосферы, царящей в нашем сообществе. А в первую очередь – нейропсихологической стимуляции.

И все же я пережил столько-то там минут подлинного страха. Это было необходимо исследовать. Так же, как расследуют причины космической катастрофы. Хладнокровно и до конца. Скажи мне кто-нибудь, что я мог бы устыдиться этого страха, я бы посмотрел на него как на ненормального. Впрочем, не я один. Снагг. Рива. Любой из нас.

Надо серьезно заниматься этими полями, излучениями, чем бы оно там ни было. Пошлю полный отчет тем, в Будорусе. Пусть тоже поломают головы.

А пока необходимо добраться до этого корабля. Ха, легко сказать. Может, если заменить автоматические стимуляторы на какие-нибудь механизмы... соединить их проводами... Нет, это ничего не даст. Во-первых, ничего такого у нас на борту не было, а во-вторых – нервные волокна те же провода. Открытие, как оказалось, для сил, действующих вблизи мертвой ракеты.

Попробовать, по врожденной глупости, тот же финт еще раз? Я пожал плечами. На этот невольный жест ответило все мое тело, лениво изменив положение на более вертикальное. Я усмехнулся. Уже пришел в себя. Вытащил пистолетик, подрегулировал стрелку тахдара, устанавливая курс на «Уран» и нажал спуск. На этот раз до люка я скорее добрался, чем доплыл, цепляясь рукавицами за шершавый панцирь. Энергобаллон пистолетика был пуст до последнего миллиграмма.

Они даже не шевельнулись, когда я объявился в кабине.

– Код? – спросил я, устраивая в своем кресле.

– Пошел, – буркнул Рива.

Не скажу, чтобы они были мной довольны. Наверно, прикидывали, кого из них я отправлю доделывать за меня эту работенку. Я прокрутил назад ленты записей и проглядел полный отчет о моем собственном поведении, дополненный впечатлениями Ривы и Снагга, когда те следили за контрольным экраном, на котором не было видно, как я боюсь – и еще раз передал все материалы на базу. Потом приказал Риве запрограммировать зонд.

– Лазерный? – неохотно спросил он.

– Коммуникационный, – ответил я. – Прицепи к нему метров двести кабели с электромагнитом. Пусть зависнет над объектом на безопасном расстоянии. И постарается вынудить его из этой зоны.

– Если только она не стабилизируется с корабля, – хмыкнул Снагг. – Или самим кораблем.

– Именно, – кивнул я.

Это был единственный шанс. Если источник поля, подавляющий наши средства коммуникации, находился вне покинутой ракеты, ее следовало из этой зоны вытащить. Если же нет... тогда помудрим, что дальше. Зондов, снабженных удочкой, у нас не было. Риве пришлось отправиться в транспортировочную камеру и прогуляться по нескольким уровням корабля. Пришлось немного подождать, пока он вернулся. Тяжело упал на кресло, перебросил изображение на боковой контрольный экран, отрегулировал резкость изображения, потом, не поворачиваясь к нам, бросил:

– Можем стартовать.

Нейромат уже кончил разрабатывать программу для зонда. Теперь он вводил ее в автопилот. Это было небольшое устройство со сравнительно низким уровнем памяти; я видел, что некоторые данные повторялись по два и даже три раза. Наконец в углу экрана засветился сигнал готовности.