Барри Лонгиер - Враг мой

— Дядя! Дядя!

— Да? — прошептал я.

— Дядя, я готов отправиться в путь. — Он ткнул куда-то мне под бок. — Вот еда, а если пойдет дождь, натяни палатку на лицо. Я буду помечать дорогу, чтобы не заблудиться на обратном пути.

Я кивнул.

— Береги себя.

— Дядя, давай я тебя понесу! — в отчаянии воскликнул Заммис. — Не надо разлучаться.

Я бессильно уронил голову.

— Дай мне в себя прийти, малыш. Я не вынесу дороги. Разыщи кого угодно и приведи сюда. — У меня сжалось сердце и на лбу выступил холодный пот. — Ну, ступай.

Заммис схватил брошенный рюкзак и поднялся на ноги. Взвалив рюкзак на плечи, он повернулся кругом и побежал в том направлении, куда скрылся летательный аппарат. Я смотрел Заммису вслед, покуда мог видеть. Потом, запрокинув голову, вгляделся в облака. Ты меня чуть-чуть не доконал, кизлодда поганый, сукин ты сын, но ведь ты же не рассчитывал на драконианина… ты забыл, нас ведь двое… Я то и дело впадал в забытье, затем вдруг ощутил у себя на лице дождевые капли и прикрыл голову. Спустя несколько секунд я вновь потерял сознание.

— Дэвидж? Лейтенант Дэвидж?

Открыв глаза, я увидел перед собой зрелище, которого был лишен в течение четырех лет по земному счету: человеческое лицо.

— Кто вы такой?

На лице — юном, удлиненном, увенчанном ежиком светлых волос — расплылась улыбка.

— Капитан медицинской службы Стирмен. Как вы себя чувствуете?

Обдумав вопрос, я в свою очередь улыбнулся.

— А так, словно загрузился сильнодействующим наркотиком.

— И это чистая правда. Когда вас подобрали картографы, вы были в довольно-таки тяжелом состоянии.

— Картографы?

— Ах да, вы же ничего не знаете. Правительства Земли и Драко создали объединенную комиссию, которая будет руководить колонизацией новых планет. Война кончилась.

— Кончилась?

— Да.

У меня гора с плеч свалилась.

— Где же Заммис?

— Кто-кто?

— Джерриба Заммис, тот драконианин, с которым я вместе шел.

Медик пожал плечами.

— Об этом я ничего не знаю, но, надо полагать, о нем позаботятся его дракошки.

Дракошки. Было время, я и сам употреблял это уничижительное словечко. Теперь же, в устах Стирмена, оно показалось мне чужим и мерзким.

— Заммис никакой не дракошка. Он драконианин.

Медик сдвинул было брови, но спорить не стал.

— Конечно. Как скажете. Главное — отдыхайте хорошенько, я вас еще проведаю через несколько часов.

— Можно мне повидаться с Заммисом?

— Ну что вы! — улыбнулся медик. — Вы находитесь на борту звездолета на пути к Дельфам, где размещена база землян. А ваш… драконианин, скорее всего, летит на Драко.

С этими словами он кивнул мне, повернулся на каблуках и ушел. До чего же мне стало одиноко! Я огляделся и понял, что лежу в палате судового лазарета. Койки по обе стороны от меня были заняты. Тот, кто лежал справа, покачал головой и вновь погрузился в чтение какого-то журнала. Тот, что слева, со злостью буркнул:

— Ох уж эти мне дракоманы!

И повернулся на левый бок, спиной ко мне.

Вновь среди людей — и более одинок, чем когда-либо. Миснуурам ва сиддеф, как высказался Мистан в Талмане, из хладнокровной глуби восьми веков. Одиночество — это мысль, его причиняет не кто-то кому-то, а причиняет некто сам себе. В тот раз Джерри покачал головой и, подыскивая слова, поднял кверху желтый палец. «Дэвидж… для меня одиночество неудобство, мелочь, которой по возможности надо избегать, но не следует бояться. А вот в твоем представлении, как я понял, лучше принять смерть, чем очутиться наедине с самим собой».

Миснуурам йаа ва нос миснуурам ван дунос. О вы, те, кто одиноки наедине с собой: вовеки пребудете вы одинокими средь себе подобных. Тоже Мистан. На первый взгляд суждение само себе противоречит, однако испытание в условиях реальной действительности доказывает его истинность. Я был чужаком среди своих, оттого что не разделял их ненависти, а моя любовь казалась им странной, немыслимой, извращенной. «Ладит с чужими мыслями лишь тот разум, что мирно уживается сам с собой». Все тот же Мистан.

По пути к базе на Дельфах, включая срок пребывания на больничной койке, а затем в волоките увольнения с действительной службы я бессчетное число раз порывался залезть к себе за пазуху и извлечь оттуда Талман, но он давно уж не висел там на цепочке. Что сталось с Заммисом? Экспедиционным войскам не было до этого дела, а драконианские власти на мой запрос не ответили: меня, мол, это не касается.

Бывшие космолетчики обивали пороги на биржах труда, на частных же предприятиях вакансии отсутствовали, особенно для летчика, который не летал четыре года, прихрамывает, да к тому же дракоман. «Дракоман» как уничижительное слово впитало в себя несколько исторических терминов: квислинг, еретик, негролюб, — все слилось в трех слогах.

Денежного содержания за все эти годы у меня скопилось сорок восемь тысяч кредитов, так что деньги не были проблемой. Проблема заключалась в том, куда деваться. Послонявшись по дельфийской базе, я первым же кораблем вернулся на Землю и для начала несколько месяцев проработал в мелком издательстве, переводя рукописи на драконианский язык. Судя по всему, дракониан сильно тянуло на вестерны:

«— Руки вверх, наагузаат!

— Ну гепх, крючкотвор.

Бах, бах! Вспышки выстрелов, и кизлодда шаддсаат свалил фессу.»

Я уволился.

Наконец-то я позвонил родителям.

— Почему ты так долго не звонил, Уилли? Мы ужасно переволновались…

— Мне тут надо было кое-что уладить, папа… Да нет, вообще-то…

— Ну что ж, мы понимаем, сынок… ты столько пережил…

— Папа, мне бы хотелось побыть дома…

Еще прежде, чем выложить кругленькую сумму наличными за подержанный электромобиль фирмы «Дирмен», я понял, что, отправляясь к родителям, совершаю ошибку. Мне до чертиков нужен был дом, тепло и уют домашнего очага, однако дом родителей, который я покинул восемнадцатилетним юношей, не даст мне ни того ни другого. И все-таки я туда поехал, поскольку больше деваться было некуда.

Один-одинешенек мчался я в темноте, предпочитая старые шоссе; тишину нарушал только гул дирменовского мотора. Ясная декабрьская полночь, сквозь прозрачный откидной верх машины виднелись звезды. В памяти всплыла планета Файрин-IV, ее нескончаемые ветры и бушующий океан. Я съехал на обочину и погасил фары. За несколько минут глаза привыкли к темноте, я вышел из машины и захлопнул дверцу. Небо над Канзасом бездонное, но звезды казались до того близкими, что впору было их рукой коснуться. Под ногами похрустывал снежок, когда я поднял глаза кверху, пытаясь отыскать Файрин среди тысяч видимых нами звезд.