Антонин Сель - Бунт машин

— А может быть, и нет, — сказала Гамина, — ведь были же раньше водовозы и подвоз хлеба производился на телегах, а не в поездах и грузовиках.

— Согласна, но тогда было гораздо меньше жителей в городе и вообще все перемены совершались постепенно, а не в один миг.

— А ведь должны же были 10 лет тому назад в один миг все здоровые мужчины побросать свою работу? Мир от этого не умер.

— Но он жестоко страдал, — возразила графиня. — Я как раз подумала о войне сегодня утром, увидя эту тягу к вокзалам. Так как моя яхта не может плавать, как и все паровые суда, я взяла себе еще вчера билет на скорый поезд, чтобы добраться до моего имения, а оттуда, в автомобиле, до ближайшего морского порта. Каких только сцен я не нагляделась там. Неслыханно! Вагоны брались штурмом, друг друга толкали, колотили, топтали ногами, дежурные не могли ничего поделать, беглецы взбирались на крыши, на подножки, на буфера. Во время движения поезда эти человеческие гроздья срывались и многие гибли. Я ехала 3 часа, причем на коленях у меня сидел какой-то господин (весящий, наверное, не меньше б пудов). Кроме того, я рисковала тем, что на голову мне могут свалиться люди, примостившиеся неведомо как в багажной сетке. В довершение всех несчастий, автомобиль мой остановился на полдороге… Но я не жалуюсь, так как это доставило мне удовольствие обедать сегодня с такой милой и прелестной королевой. Как мне кажется, ваше величество относится благодушно к событиям.

— Овощи мои растут, — ответила Гамина, — плоды наливаются, куры несутся, некоторые сидят уже на яйцах, завтра взойдет солнце…

— Но я думаю, что в ваших глазах не солнечный блеск, — поддержала ее тон путешественница. — Вы не протестуете?

— Позвольте…

— Слишком поздно, я уже угадала. О, я не желаю вмешиваться в вашу тайну, скажу только, что я нахожу его очаровательным; он заходил ко мне недавно, как будто бы предчувствуя, что я вас скоро увижу.

Гамина то краснела, то бледнела.

— Всемилостивейшая королева, я один из членов «Клуба непосед», — продолжала графиня, — его уважаемый президент почтил меня своим доверием, я его видела вчера и — я могу говорить откровенно, здесь нет посторонних — его величество король говорил мне о своих планах на будущее, в которых замешаны и вы. Позвольте мне поздравить вас первой!

Компаньонка удивленно обернулась к Гамине. Последняя покраснела.

— Слишком рано, — сказала она.

Эти слова обидели графиню Гандур.

— Разве? Повторяю вам, мадемуазель, что Трепидекс мой друг и, я думаю, он не сказал бы мне о согласии вашего отца, если бы свадьба не была решена окончательно.

Гамина улыбалась, но не нашла, что сказать.

Бонн так и застыла с открытым ртом, с поднятой вилкой в руке. Графиня торжествовала.

— Свет так мал. В будущем году, когда кончится забастовка машин, я приглашу вас и г. Трепидекса попутешествовать на моей маленькой яхте. Вы доставите мне этим большое удовольствие. А теперь, так как невозможно жить в стране, где мятежниками являются даже неодушевленные предметы, я найму или куплю парусное судно и пущусь на нем по воле волн. Я пожирательница пространства, я люблю простор, новые горизонты, движение с мотором или без него. Ведь я непоседа!

XIV

Графиня Гандур правильно рассказала о панике, охватившей все население столицы. Часть людей осаждала поезда, хватая друг друга за шиворот и отбрасывая в сторону; другие удирали на велосипедах; некоторые надевали мешок за спину и отправлялись пешком с женой и детьми в далекий путь к родным и знакомым, где их ждали тихое пристанище, друзья, вода, еда и т. п. Запыленными, трагикомическими толпами шли горожане по дороге, одновременно забавляя и беспокоя обитателей деревень, через которые они проходили.

Как много беглецов ни было, город все же не казался пустым. В нем оставались коренные горожане, люди старые или слишком слабые, чтобы пускаться в путь-дорогу, люди, не сознающие опасности, бравирующие ею, бедняки. Но все они хотели есть, у всех были натянуты нервы и они с нетерпением ждали результатов правительственного сообщения. В парламенте волновалась оппозиция:

— До сих пор никто не арестован? С такими силами. Это позор!

Пробило 19 часов; поезда остановились. Тогда из кулуаров волнение передалось в залу. Собравшись в полном составе, избранники народа требовали отчета у министра юстиции и председателя Совета министров, которые в ответ лишь вздымали руки к небу, уверяя в усердии Департамента полиции и призывая присутствующих к порядку. Но это только подливало масла в огонь. Г. Министрабль, известный своим красноречием, поставил вопрос о доверии, и правительство было свергнуто. Междувластие продолжалось два дня, а машины все-таки не работали. Вновь избранные министры оказались не более могущественными, чем их предшественники. Толпа заключила, что гениального и преступного изобретателя никогда не существовало и ударилась в мистицизм; побежденные «антимашинисты» стушевались и каждый старался доказать, что машины обладают сознанием и волей и что люди не имеют права считать себя высшими существами.

— У них есть свои метрики, как и у нас, мой милый; у каждой свой номер, они подлежат мобилизации, как и мы!

Власти распределяли продукты по карточкам. Кое-кто ворчал, но больших беспорядков не было; люди подчинились этому так же пассивно, как несколько лет тому назад, во время войны. Наступила эра покорного ожидания. Священники призывали к молитве; церкви и синагоги были переполнены. Но потому ли, что бог их не слышал, или он был занят, машины продолжали стоять. А деньги у рабочих приходили к концу. Это сказалось на митингах на Бирже труда, в Доме союзов, в заседаниях различных корпораций. Гневно звучали голоса ораторов:

«Неужели, товарищи, — восклицали они, — мы забудем о причинах конфликта, затягивание которого грозит нам голодом? Забудем заветы пролетариата? Не должны ли мы сплотиться и стать бок о бок с машинами против наших исконных врагов — хозяев? Чего требовали моторы? Только извинения! И это извинение не было принесено, нами пожертвовали из-за пустого самолюбия, и мы должны теперь с каждым днем все туже стягивать свой пояс. Нам ясно, кто ответственен за это; сегодня, как всегда, наши хозяева толкают нас к нищете. К ответу их! Пусть они извинятся перед машинами и забастовка кончится!»

Слушатели захлопали в ладоши и выбрали немедленно делегацию, дав ей наказ добиться от хозяев уговорами либо угрозами извинения перед машинами. Но фабриканты, не сговорившись даже друг с другом, разбрелись кто куда. Одни прятались, боясь народного гнева, другие отправились путешествовать. Рабочие собрали другой митинг.