Владимир Синельников - Веер Миров

Глядя на своих спутников, я вспомнил, как Артем поделился ощущениями после первой схватки в лесу. Его тогда поразило, с какой легкостью он пережил убийство человека, совершенное им пусть и в пылу боя. Я-то уже давно не принимал на веру измышлений наших классиков о мучительных терзаниях по поводу загубленных душ. Жизнь заставила убедиться в совершенно обратном. Человек более жестокое животное, чем казалось Толстому или Тургеневу из уютно обставленных кабинетов родовых имений. Согласен, что хладнокровно задумать и осуществить убийство способен не всякий. Но, если возникает хотя бы малейшая угроза для жизни, с любого мгновенно слетает вся шелуха цивилизованности и жертва превращается в хищника, готового всеми средствами защищать себя или свой дом. Да если бы то, о чем рассуждают иные духовные столпы нации или человечества, претворялось в жизнь, половина призывников в Вооруженные Силы России неизбежно сходила с ума или кончала жизнь само­убийством. За время своей службы я ни разу не встретил – и не слышал, чтобы встречали другие, – человека, мучимого угрызениями совести за убийство стрелявшего в него. А многочисленные случаи ничем не спровоцированного насилия, я уж не говорю о мародерстве как с нашей, так и с противной стороны, быстро убедили меня, что большинство не будет испытывать угрызения совести, убив себе подобных из развлечения или вымещая таким образом злость…

Дорога уже долгое время петляла между холмов. По словам кузнеца, мы были почти на месте. И когда в очередной раз вильнув, дорога вывела нас на равнину, Дара засмеялась и восхищенно захлопала в ладоши. По широкой, трудолюбиво возделанной долине несла свои воды величественная река, на берегу которой сверкал многочисленными шпилями дворцов и сторожевых башен довольно крупный город. Со стороны реки к нему примыкал порт, весь в белых лоскутах спускаемых и поднимаемых парусов. Дару можно было понять. Даже нас, много повидавших на свете, захватила эта картина. Что ж говорить о девушке, не видевшей до сего дня ничего, кроме лесов и родной деревни. Сергей в детстве ездил с отцом в город, поэтому внешне он ничем не проявлял своего восхищения открывшейся панорамой.

Теперь можно было вздохнуть с облегчением. Как там все сложится дальше, я мог только гадать, но до города наш обоз докатился безо всяких приключений. Последовали короткие переговоры Левинского со стражей у ворот, и копыта лошадей зацокали по каменной мостовой.

Артем. Приглашение

Проснулся я оттого, что домовой Василий щекотал мне перышком ухо. За окном нашей комнаты нарастал уже ставший привычным шум большого постоялого двора.

– Вставай, – отодвинулся от меня Василий, увидев, что я открыл глаза. – Иван Сергеевич с сыном уже ушли на стройку.

– А где остальные? – спросил я, оглядев комнату. Кроме Мориса, прикорнувшего за сундуком, больше никого не было.

– Фил пошел в порт, Алекс с Дарой – на базар, – обстоятельно доложил Василий. – А тебя просил зайти Гийом.

Вот уже вторую неделю мы находились в Шакти – так назывался этот город. Приютил нашу разношерстную компанию давний знакомец кузнеца Гийом Ладный. В молодости он водил караваны, но к старости остепенился и завел постоялый двор. Когда-то он не раз проходил через деревню кузнеца с обозами (Урк, видимо, в то время еще не оседлал северный тракт), и они сдружились. Вот Гийом-то и предоставил нам кров, пока кузнец не обзаведется своим. Он также ходатайствовал о своем друге в гильдии кузнецов и помог со вступительным взносом, который был довольно крупным. Постоялый двор бывшего купца назывался «Приют странника». Он располагался на одной из тихих и уютных улочек, селились в нем в основном солидные степенные купцы, или негоцианты, как они себя называли. Гийом не гнался за большим кушем и предоставлял жИльс с большим разбором по принципу: «Не сели лихо – будет тихо». Я, намотавшись по общежитиям и чужим квартирам, был с ним абсолютно согласен. Поэтому мы жили очень спокойно. Временами возникало впечатление, что постоялый двор находится где-то в загородной зоне, а не в центре большого по здешним стандартам города.

Еще в дороге мы решили не быть по возможности обузой для Левинского. Ему и так несладко пришлось с переездом. А тут на голову навязались трое взрослых мужиков, которых надо было кормить.

Хорошо еще хоть хозяин ни в какую не согласился брать деньги за постой со своего знакомого и его друзей. Мы старались помогать Гийому по хозяйству на конюшне и в кухне. По вечерам кто-нибудь из нас приходил на помощь вышибале в трактире, примыкавшем к постоялому двору и прикупленном Гийомом не по необходимости, а по нужде. Шум по вечерам и ночам в трактире отпугивал постояльцев и солидных клиентов. Вот и пришлось Гийому еще и трактир купить. Добрую репутацию он старался поддерживать. И вечерами иногда приходилось ограждать постояльцев, ужинающих в трактире, от чрезмерно буйных гуляк.

Левинский строил ударными темпами кузницу в кузнечной слободе. Сергей находился неотступно при нем. Дара и мы взяли на себя все хлопоты по домашнему хозяйству. Кроме того, почти все время кто-нибудь из нас работал подмастерьем у кузнеца. Наше путешествие на юг задерживалось. Во-первых, требовалось помочь с обустройством семейству кузнеца, во-вторых, все передвижения в южном направлении осуществлялись в основном по реке. Значит, надо было искать какое-то судно, следующее вниз по реке. Пассажирами плыть нам было не по карману. После общего совета, на который пригласили и Гийома, было решено наняться к какому-нибудь купцу охранниками на корабль. Но пока корабли больше прибывали с низовьев реки. По словам Гийома, через месяц-полтора купцы, расторговавшись и прикупив северных товаров, начнут сплавляться вниз и у нас будет шанс занять появившиеся вакансии охранников. Это будет даже выгоднее негоциантам – нанять охрану только в одну сторону. Обычно в контрактах обговаривалась оплата обратной дороги для временной стражи. Поэтому мы взяли за правило: навещать каждый день порт, чтобы не пропустить неожиданного места. Найти какую-либо работу в городе пока не удавалось. Временные работники на месяц-два никому не были нужны, а на больший срок задерживаться мы не собирались.

* * *

У Гийома был гость. Хозяин постоялого двора предпочитал на своей половине меблировку в восточном стиле. А восточный стиль – это множество ковров, паласов, подушек. Собственно из мебели обычно присутствует только маленький столик на укороченных ножках. Гийом со своим гостем – сухоньким старичком – пили чай. Хотя сказать «пить чай» по отношению к тому действу, которое так почитается на Востоке, – неправильно. Чаепитием там начинаются и заканчиваются любые мало-мальски серьезные сделки, прием пищи, и вообще – это не обычная процедура утоления жажды, а особое состояние души, чем-то сродни подготовке йогов перед погружением в нирвану. Более или менее адаптированным аналогом здешнего чаепития является чайная церемония японцев.