Евгений Прошкин - Истребитель «Родина»

— Вы проницательны.

— Чем же он вас...

— За-це-пил, — медленно выговорила Ксена. — «Зацепил», да? Именно так, Стив, он меня зацепил. Чем? Это лежит в плоскости моих особых полномочий. Скажу лишь, что Волков, возможно, и есть то самое, ради чего мы находимся на Земле. А возможно, и нет, — спокойно добавила она. — Ну, наша экскурсия окончена?

— Запас еды находится в одной из комнат слева по коридору.

— Вы до сих пор не перешли на местную пищу? Она вполне пригодна. — Ксена приблизилась к терминалу и вызвала справочную. — Стив, вам что-нибудь заказать?

— Я предпочитаю проверенное.

— Дело ваше. А мне корабельная синтетика уже надоела. Представляю, как стонут от нее пилоты. — Ксена выбрала в экранном меню службу доставки. — Пожалуй, Сеть — самое полезное достижение человечества, — заметила она.

— Единственное, которое нам полезно, — уточнил Стив. — На фоне остальных так называемых достижений...

— Продолжайте, — поддержала она.

— Я подумал... наши наблюдатели провели на Земле достаточно времени.

— Вы хотите сказать, не вышло ли так, что они ускорили развитие земных технологий?

— Невольно, сами того не желая.

— Если они и оказали какое-то влияние на местную цивилизацию, то оно не критично. Надеюсь, вам не надо объяснять почему?

— Земля до сих пор не располагает орбитальной верфью. — Стив понимающе посмотрел ей в глаза. — Они уже обнаружили систему Виктории, но их ракетные двигатели несовершенны, и корабли будут добираться очень долго.

— Не долго, — возразила Ксена. — Ровно столько, сколько нужно.

Андрей вскрыл банку пива и поймал убегающую пену. Пиво было вкусным, хотя и крепким. Длинно выдохнув, он повертел банку, не спеша прочитал все, что там было написано, и опрокинул ее над раковиной.

Пить не хотелось. Испарившаяся водка превратила это удовольствие в подобие виртуального секса — процесс безопасный, подконтрольный и оттого муторный. Он напоминал нынешнюю свободу.

Андрей подошел к окну и взглянул на город. Часы показывали половину девятого, до сумерек было далеко, но Москва уже перешла в фазу праздника. Все куда-то ехали, забивались по клубам и ресторанам, все словно чего-то ждали. Начало вечера, славное время: людьми владеет предощущение заслуженного отдыха. Завтра будет похмелье, все это знают, но думать об этом не принято.

Из окна отеля «Айленд Рус» был виден застывший на взлете Гагарин, опоясанный, словно кольцом ускорителя, многоэтажной эстакадой. Машины двигались плотно, как тесто в миксере: на четных уровнях — по часовой стрелке, на нечетных — против. Если бы памятник вдруг ожил, он мог бы сойти с ума.

— Вы все рехнулись, — тихо сказал Андрей.

Утренний разговор с Канунниковым дал много информации, но мало что прояснил. Скорее, только запутал. Человечество впервые потерпело полное поражение, без всякой надежды на реванш, но люди вели себя так, будто это касалось кого-то другого. Сама тема была горячей: в новостях говорили о Миссии и только о Миссии, программные директора каналов выгребли из запасников все фильмы о пришельцах, вплоть до наивного ретро с корявым ручным монтажом. На экране примелькались новые, доселе неизвестные лица: эксперты из североамериканской «Голубой Книги» и европейского «Контакта». Пенсионерка мадам Роллинг, первой заметившая посадку чужого челнока, стала телезвездой и уже объявила, что взялась за автобиографическую книгу.

Все это было естественно и правильно, недоумение вызывало лишь одно: никто не боялся. Люди поглощали информацию о Миссии, но самого главного, того, что лежало на поверхности, они упорно не замечали. Простой вывод, ставящий точку в истории человеческой цивилизации, проходил мимо сознания, как ветер.

— Или я чего-то не понимаю... — пробормотал Андрей.

Расставшись с майором, он поймал такси и отправился туда, куда не доехал из аэропорта. Хованское кладбище, территория 4, участок 2618. К родителям.

Это было единственным, чего он не мог простить государству. И не хотел прощать. Ему дали пожизненное — что ж, так сложились обстоятельства. Условия содержания в «Каменном Чертоге» были неоправданно жесткими, но и этому находилось объяснение. Если сложить все зло, содеянное обитателями спецлага, Шиашир должен был уйти под воду, прямиком в ад. Чего стоил один только Дантист — серийный убийца, сидевший, как выяснилось, в соседней камере... Хотя шестисот смертей на его совести все-таки не было, и в списке душегубов Андрей значился первым. Виновным он себя не считал, но то, что с ним случилось, было объективно. В отличие от другого... От могилы на четвертой муниципальной территории. Могилы с убогой доской, могилы без ограды.

Андрею даже не сообщили. Просто похоронили двух стариков — хорошо, если в гробах, а не в мешках для мусора. Закопали в землю и накрыли плитой из второсортного бетона. В изголовье, между проступающими от арматуры потеками ржавчины, лежала почерневшая табличка в рамке из ярко-зеленого мха. Прошло не так много времени, но имена и даты уже сейчас не смог бы прочесть никто. Если бы не Стив, Андрей не нашел бы родителей вовек. Если бы не гады, возле этой могилы не задержалась бы ни одна живая душа. Но еще страшней для Андрея было то, что родители навсегда останутся здесь, на территории 4, под размываемой дождями плитой. Ни перезахоронить, ни привести могилу в порядок он не мог. Он не мог ничего, разве что ненадолго явиться сюда еще раз — через месяц или через два. Ведь сын этих людей, стертых из памяти, почти безымянных, официально продолжал отбывать наказание в «Каменном Чертоге», а кроме него это никому не было нужно. На целой планете — никому.

Андрей всматривался в табличку до тех пор, пока ему не стало казаться, что она ничем не отличается от других. Так бывает с каким-нибудь словом: если повторять его бесконечно, оно теряет смысл и превращается в пустой звук. Андрей стоял посреди поля из серых прямоугольников, разделенных пучками буйного сорняка, и пытался расслышать, что за чувство в нем зреет — смирение или ярость.

Он так и не понял. Провел у могилы около часа и ушел, зная, что вернется не скоро.

Андрей оторвался от окна и, обнаружив, что все еще держит пустую банку, сплющил ее в руке.

— Сеть, — сказал он в потолок.

У стены вспыхнул монитор, по умолчанию настроенный на первую программу.

— ...однократный прием снимает инсулиновую зависимость, а недельный курс лечения полностью нормализует...

Говорил дюжий мужчина в белом халате и в крахмальной шапочке. Для полноты образа не хватало только марлевой повязки и фонендоскопа на шее. Впрочем, белый халат в студии прямого эфира сам по себе был достаточно абсурден.