Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

Оказавшись на этом укромном островке, увы, нестерпимо пахшем мочою, я, тем не менее, перевел дух и, провожая глазами последних беглецов, сам остановился на мысли, что в город ворвались какие-то варвары-завоеватели, вроде акынджей, только сильнее, ужаснее видом и многочисленней. Какой-то неясный, но очень тревожный шум доносился до меня из-за стен: по моему расчету,- со стороны главной, дворцовой, части города. Я не нашел ничего лучшего, как взобраться на стену.

Растянувшись на ней вроде ящерицы, я опасливо осмотрелся, а потом поднялся на колени и поверх черепичных и тростниковых крыш увидел только пики минаретов и верхнюю часть великолепного султанского дворца, отливавшего синевой более яркой и прекрасной, чем небосвод.

Шум за хребтами и лабиринтами стен усиливался, и когда сквозь отдаленных грохот и крики донесся до моих ушей сладостный звон оружия, я понял, что не утерплю - как не напиться из колодца посреди пустыни - того, чтобы не разузнать, кто там воюет и с кем и кто одолевает кого.

Выбирая повороты, у которых мелодия боя становилась все слышнее, я бесстрашно двигался по пустынным улицам, не удивляясь тому, что все мирные жители забились по своим углам, а лавочники плотно законопатили ставни. Казалось, что всем в этом городе все известно, кроме одного меня, который только что проснулся и не может ничего понять. И наконец я очутился на дворцовой площади, гремевшей и бушевавшей подобно вулкану.

Ослепительней тысячи молний сверкали над площадью мечи сражавшихся; звонче и оглушительней тысячи самых широких ромейских гонгов-симантр звенел булат Дамаска и Хорасана. Пестрые всадники неистово сражались с белыми, смешавшись вместе с ними в одном великом и смертельном водовороте. Я не мог определить, кто кого одолевает, и потому, осторожно забравшись на решетчатые ворота ограды, окружавшей медресе, оглядел все берега этого кипевшего гибелью жерла.

У врат султанского дворца, заслоняя собой мраморные ступени, стояли три ряда белых всадников, плотно сомкнувших щиты и опустивших частокол пик, готовых пронзить любого, кто выскочит на них из грохочущего коловращения. Над всадниками колыхались чёрные драконы знамен. На верхних же ступенях, вплотную к вратам, стояли, возвышаясь над всадниками, еще два ряда мощных бехадуров в золотистых шишаках с черными султанами. Их тела были прикрыты большими щитами с золотыми кружками посредине. Между рядами этих пеших воинов почти незаметно двигались лучники, но именно они были в эти мгновения куда опаснее конных и пеших великанов. Их стрелы проносились среди султанов и черных знамен и поражали одного за другим пестрых всадников, число которых на площади пока значительно превышало число белых защитников дворца.

Итак, теперь я вполне разобрался в том, что пестрые пытаются прорвать оборону дворца. Нападавшие понравились мне гораздо меньше, чем белоснежные защитники. Некоторое время я радовался, замечая, как валится с седла то один, то другой пестрый разбойник, пронзенный в шею или в лицо стрелой, получивший смертельный удар в грудь или спину, потерявший руку с мечом или голову. И я огорчался каждый раз, когда видел обагренные кровью белые одежды на земле, среди чащи лошадиных ног.

Сила пестрых как будто начала иссякать и самый опасный водоворот битвы подвинулся в мою сторону, обдав меня волной конского пота и терпкого аромата гибели. Одна из стрел, пущенных со ступеней дворца, звонко щелкнула рядом со мной по воротной петле, и я уже было решил соскочить с решетки и юркнуть в более безопасное место, как вдруг услышал пронзительный крик: "Алп! Алп! Алп-Арслан!" ("Герой! Лев!")

В тот же миг с той самой улицы, что вывела меня к страшному и прекрасному зрелищу, вырвалось девять всадников в белых одеждах поверх кольчуг, в сверкающих франкских шишаках и белых плащах. Я вздрогнул и едва не сорвался с решетки, сразу забыв о всякой опасности, ибо на плащах и на огромных щитах этих "алпов" увидел те самые кресты с раздвоенными, как змеиное жало, концами. Ведь одним из таких же крестов, только в виде крохотного и неприметного знака, был помечен Удар Истины, плотно привязанный к моему предплечью.

Я затаил дыхание и вперился взором в этих воинов, внезапно появившихся на поле брани. Не сдерживая коней, они бесстрашно вклинились в самый опасный водоворот схватки и, к моему неописуемому изумлению, принялись направо и налево сбивать с коней белых,- в моем понимании, праведных стражников дворца. Напор пришельцев был неудержим. Не успел я еще раз вздохнуть, как все плиты под ногами их коней покрылись белым слоем тел, запятнанных алыми метками.

Эта горстка светлолицых франкских "алпов", из под шлемов которых выбивались пряди волос цвета спелой пшеницы, медленно, но неумолимо продвигалась в сторону дворца, расчищая себе дорогу длинными мечами. Пестрые, окружив их с боков и тыла плотным полукольцом, обрели ровный боевой порядок и даже поднимали высоко щиты, перехватывая стрелы, направленные со ступеней дворца в непобедимых франкских воинов.

Черные знамена тревожно закачались над дворцовой сотней отборных всадников. Они тронули своих коней и, вступив в круг битвы, сошлись в схватке с нападавшими. Битва закипела с еще большим ожесточением. Кони скользили по окровавленным плитам и падали, давя седоков. Тела убитых людей и поверженных коней лежали грудами, мешая живым - своим и врагам,развернуться. Армия пестрых, окружавшая непобедимых носителей алых крестов, снова начала таять.

Вдруг я заметил среди белых рядов небольшую пеструю фигурку в белом тюрбане, конец которого плотно обматывал лицо всадника. Этот пестрый, заметить которого среди сражающихся было легко разве что с моей высоты, чувствовал себя среди врагов, как рыба в воде. Пригибаясь, он умело проскальзывал между защитниками дворца, никому не нанося смертельных ударов. Но и среди белых я не видел никого, кто занес бы над этим странным лазутчиком свое оружие. Напротив, ему даже уступали место, и он быстро передвигался с явным намерением выбраться в тыл пестрых. Я распознал в этом явлении некий коварный замысел.

Лишь у одного из франкских рыцарей голова была защищена не обычным шишаком, а грозным шлемом. Решетчатое забрало скрывало лицо воина, а золотистый султан возвещал всем, что украшает собой предводителя отряда. Действительно, силой и храбростью он превосходил своих соратников, мощно продвигаясь вперед, раздавая неотразимые удары направо и налево, опрокидывая с лошадей сельджукских бехадуров, а порой повергая их ниц вместе с лошадьми.

Невольно вперившись глазами в алый крест на его плаще, я внезапно подумал, что этот доблестный воин может быть тем самым Великим Мстителем, к которому меня посылает судьба и воля Всевышнего. Грозный его облик, правду говоря, мало вязался с крохотным невесомым кинжалом, притаившемся на моем предплечье, но раздумывать было некогда: пестрый злодей-лазутчик явно подбирался именно к нему.