Майкл Крайтон - Американская фантастика. Том 13

У ног старухи лежал конверт. На нем аккуратным, четким, неторопливым почерком: «Тому, кто найдет и поднимет».

Стоун вскрыл конверт и прочел письмо:

«День страшного суда близится. Разверзнутся земля и воды и поглотят весь род людской. Да смилостивится Всевышний над моею душой и над всеми, кто был ко мне милосерд. Остальные пусть убираются ко всем чертям. Аминь».

Бертон выслушал и сказал:

— Помешалась бабушка. Старческий маразм. Увидела, как все вокруг умирают, и тронулась…

— И покончила с собой?

— Очевидно.

— Довольно странный способ самоубийства, вам не кажется?

— Тот мальчишка тоже избрал эксцентричный способ…

Стоун молча кивнул.

Рой Томсон жил один. Судя по замасленной спецовке, он был владельцем местной бензоколонки. Рой, видимо, налил в ванну воды, стал перед ней на колени, сунул в ванну голову и держал ее под водой, пока не умер. Когда они нашли его, тело уже закоченело, а голова все еще была в воде; вокруг никого, никаких следов борьбы.

— Но это же немыслимо! — пробормотал Стоун. — Покончить с собой подобным способом просто невозможно…

Лидия Эверетт, поселковая портниха, спокойно вышла во двор, села в кресло, облила себя бензином и чиркнула спичкой. Рядом с ее останками они обнаружили обгоревшую канистру из-под бензина.

Шестидесятилетний Питер Арнольд сидел у себя в гостиной, выпятив грудь, в военной форме времен второй мировой войны. Тогда он дослужился до капитана и вот теперь опять стал капитаном перед тем, как выстрелить себе в висок из двенадцатимиллиметрового кольта. Крови вокруг не было, и старик выглядел почти смешно: сидит себе, расправив плечи, с чистенькой сухой дырочкой в голове.

Рядом со стариком стоял магнитофон, и левая его рука покоилась на футляре. Бертон вопросительно глянул на Стоуна и нажал на клавишу. К ним обратился надтреснутый, раздраженный голос:

— Вы не слишком спешили, как я погляжу… Но я все равно рад, что вы, наконец, прибыли. Нам нужно подкрепление. Бой, доложу я вам, был жестокий. Прошлой ночью при штурме высоты потеряли сорок процентов личного состава и двоих офицеров в придачу. Плохи дела, очень плохи. Если бы Гэри Купер был с нами! Нам очень нужны такие герои, как он, герои, которые сделали Америку сильной!.. Не могу передать вам, как это ужасно меня волнует, — ведь там, над нами, великаны в летающих блюдцах. Они сжигают нас заживо, душат газом. Вижу, как умирают наши люди, а у меня нет противогазов. Ни одного!.. Но я не намерен ждать. Я исполню свой долг. Жаль только, что у меня лишь одна жизнь, которую я могу отдать во имя своей страны…

Лента продолжала крутиться, но голос умолк. Бертон выключил магнитофон.

— Спятил, — сказал он. — Свихнулся начисто…

Стоун кивнул.

— Одни мгновенно погибли, другие… другие сошли с ума.

— И тут мы опять возвращаемся к главному вопросу. Почему они погибли? В чем различие между теми и другими?

— Быть может, разная степень иммунитета? — предположил Бертон. — Одни более подвержены этой инфекции. А у других проявилась защитная реакция, пусть временная.

— Постойте-ка, — сказал Стоун, — есть же доклад летчика и пленка — здесь был живой человек. Старик какой-то в белой ночной рубахе…

— Вы думаете, он еще жив?

— Ну, не знаю. Но если одни продержались дольше, чем другие, если кто-то прожил достаточно долго, чтобы записать на пленку целую речь или перед тем, как повеситься, оставить записку, нельзя не поинтересоваться: а не мог ли кто-нибудь прожить еще дольше? Больше того, нет ли сейчас в поселке живых?

В этот момент они и услышали плач.

Сначала они решили, что это ветер: звук был тонюсенький, исчезающе слабый. Затем стали прислушиваться — сначала недоуменно, потом изумленно… Плач продолжался, перемежаясь с сухим, надрывным кашлем.

Они выбежали на улицу. Звук был такой слабый, что трудно было понять, откуда он шел. Они бежали по улице, а звук, казалось, усиливался, и это подгоняло их.

И вдруг плач смолк.

Ученые застыли на месте, тяжело дыша. Они стояли посреди безлюдной улицы и недоуменно смотрели друг на друга.

— Мы что, тоже с ума сошли? — спросил Бертон.

— Да нет, — отозвался Стоун, — слышно было явственно.

Они подождали. Минуту-другую все было тихо. Бертон окинул взглядом улицу, дома, фургон, оставшийся перед домом доктора Бенедикта.

И тут плач возобновился — теперь очень громкий, тоскливый детский плач.

Они пустились бежать. Это оказалось рядом, через два дома по правую руку. Перед домом, на тротуаре, лежали ничком мужчина и женщина, оба схватившись за грудь… Ученые, не останавливаясь, ворвались в дом. Плач слышался все громче, гулко отдаваясь в опустевших комнатах. Они кинулись на второй этаж и ворвались в спальню. Большая незастеленная двухспальная кровать. Комод, зеркало, шкаф.

И детская кроватка.

Склонившись над нею, они сдернули одеяла и увидели крошечное, краснолицее, бесконечно несчастное существо. Ребенок мгновенно замолчал и уставился на лица под прозрачными шлемами. Помолчал и залился опять.

— Напугали мы его, — сказал Бертон. — Бедный малыш…

Он неловко поднял младенца на руки и покачал его. Тот продолжал орать. Беззубый рот был широко раскрыт, щеки побагровели, на лбу проступили жилы.

— Голодный, наверно, — догадался Бертон.

Стоун сосредоточенно хмурился.

— Совсем еще маленький. Месяца два, не больше. Мальчик или девочка?

Бертон развернул пеленки.

— Мальчик. Нужно его перепеленать. И накормить… — Он огляделся. — В кухне, наверно, есть какие-нибудь отвары…

— Ни в коем случае, — заявил Стоун. — Кормить его нельзя…

— Это еще почему?

— Нельзя. Ни кормить, ни пеленать — ничего нельзя делать, пока мы не выберемся из Пидмонта. А может, режим питания как-то влияет на ход болезни? Может, не сразу погибли как раз те, кто давно не ел? Может, в пище ребенка были какие-то защитные вещества? Мало ли что может быть… — Он помолчал. — В любом случае рисковать мы не имеем права. Подождем, пока не поместим его в лабораторную обстановку…

Бертон вздохнул. Он знал, что Стоун прав, но знал и то, что ребенок не кормлен по меньшей мере двенадцать часов. Что ж тут удивительного, что он кричит…

— События приняли новый оборот, — сказал Стоун. — Этот ребенок для нас главный ключ к тайне, и надо сберечь его во что бы то ни стало. Я считаю, мы должны немедленно возвращаться.

— Но мы ведь еще не подсчитали число жертв… — Не имеет значения. У нас есть такая ценная находка, на какую мы не могли и надеяться. Уцелевшее живое существо.