Пол Андерсон - Возмутители спокойствия

Местность становилась все более зеленой, по мере того как спускалось солнце. Вскоре они двигались по предгорьям Субхардата, усеянным растительностью, по виду напоминавшей мох. Журчали ручьи, на ветру развевались густые заросли перьевых растений. На севере громоздились горы, окрашенные в цвета горячего золота. Горы на востоке сверкали красным светом. Фалькейн любовался снежными пиками и ледниками. Небо над головой переходило от пурпурного цвета к глубокому черному, на нем сверкало пятьдесят звезд и планет. Они находились на краю зоны Сумерек.

Пояс Сумерек объяснялся не только атмосферной диффузией, дававшей достаточно света. Икрананка имела эксцентрическую орбиту и слегка раскачивалась на своем пути вокруг солнца. Пояс Сумерек перемещался взад и вперед по этому пространству один раз за семидесятидвухдневный год. В настоящее время сумерки отступили, и солнце стояло над восточным горизонтом. Склоны отражали столько тепла и поверхность получала такой поток инфракрасного излучения, что здесь было даже теплее, чем в Катандаране. Осадки холодного сезона растаяли, и по склонам струились реки. Фалькейн понял, почему все стремились обладать Рангакорой.

Он подсчитал, что отряд находился в пути около пяти земных дней и покрыл около четырехсот километров, после того как повернул на юг по западному склону Чекоры. Перед всадниками возвышался горный хребет, и они должны были взобраться по снежному покрову Маунт-Гандры. Фалькейн привык к седлу и пустил зандара скакать самостоятельно, весь уйдя в созерцание открывающихся видов и в воспоминания о последнем разговоре у лагерного костра. Патрик удалился с несколькими девушками, оставив Фалькейна наедине со Стефой. Точнее, не совсем наедине: уединения нет, когда вокруг люди. «Но все же, — подумал он, — план Патрика имеет и свои приятные стороны».

Они обогнули обрыв, и перед ними показался город Рангакора.

Город был построен поперек дороги на небольшом плато. Дорога за городом уходила вверх, к небу, а на противоположной стороне спускалась к бывшему морскому дну, туманно сверкающему, как болото, золотом и зеленью. Вблизи крепостной стены Рангакоры протекала река. Большая ее часть скрывалась в лесу, но как раз над Рангакорой она срывалась со скалы водопадом, покрытым радугой и облаками брызг. Фалькейн затаил дыхание.

Земцы остановились и собрались вместе. Поднялись щиты, взлетели сабли, натянулись тетивы самострелов, вздыбились копья. Фалькейн понял, что сейчас не время восхищаться пейзажем.

Вокруг города вся растительность была вытоптана. Всюду горели костры, возвышались палатки, развевались знамена. Крошечные на таком расстоянии люди Джахаджи сидели группами у стен города, из которого их выгнали.

— Попробуем прорваться, — сказал Патрик. Его слова были едва слышны из-за гула ветра и грохота водопада. — Люди Торна увидят нас и сделают вылазку.

Стефа заставила своего зандара приблизиться к Фалькейну.

— Мне не хотелось бы, чтобы вы попробовали убежать и сдаться им, — улыбнулась она.

— О дьявол! — сказал Фалькейн, который как раз собирался так и сделать.

Она привязала веревку от своего седла к узде его зандара. Другая девушка привязала веревку к его ноге.

— Боевое построение, — скомандовал Патрик. — В атаку! — Его сабля сверкнула.

Зандары рванулись вперед. В рядах императорских солдат барабаны забили тревогу. Кавалерийский отряд поскакал наперерез прорывающимся. Их копья ярко сверкали.

8

Столь же склонные к нарушению общепринятого порядка, как и большинство других рас, икрананкийцы нуждались в тюрьмах. В тюремном помещении с одной камерой, расположенном вблизи рыночной площади, вместо двери была вделана частая решетка из прутьев, закрытая с внутренней стороны занавесом. Если узнику хотелось больше света, он мог отдернуть занавес. В камере не было ничего, кроме соломенного матраса и нескольких глиняных чашек. Чи разбила одну из них и безуспешно попыталась перепилить решетку осколками. Это свидетельствовало о том, что ее тюремщики могли быть сумасшедшими, но не были глупы.

Звон и бряцанье оторвали ее от грустных размышлений. Чья-то рука отдернула занавес, открыв пурпурный диск солнца. Сверкнули очки Гудженджи.

— Я как раз думала о вас, — сказала Чи.

— Правда? — Голос чиновника звучал ровно. — Могу я спросить, что именно вы думали?

— О, нечто веселое, связанное с кипящим маслом и расплавленным свинцом. Что вы хотите?

— Я… ук-к-к… могу войти? — занавес отдернулся шире. За спиной посланника Чи увидела несколько вооруженных стражников, а еще дальше — горожан, спешащих за покупками. Карантин сократил торговлю до минимума. — Я хочу выяснить, достаточно ли хорошо с вами обращаются.

— Что ж, в дождь крыша не протекает.

— Но ведь к западу от Субхардаты дожди вообще неизвестны.

— Верно, — взгляд Чи коснулся сабли на боку Гудженджи. «Может, остаться с ним наедине и попытаться… Нет, он парирует атаку и позовет на помощь». — А почему мне не дают мои сигареты? Это огненные палочки. Вы видели, как я брала их в рот.

— Они в вашем доме, благороднейшая, и хотя ваш дом не протестует против охраны, он отказывается впустить нас внутрь. Я уже специально поинтересовался…

— Доставьте меня туда, и я отдам приказ.

Гудженджи покачал головой.

— Нет, к сожалению. Вы можете использовать неизвестные нам силы. Когда настоящее… ак-крр… прискорбное недоразумение разъяснится, тогда — да, благороднейшая. Я отправил курьеров в Катандаран, и вскоре должен прийти ответ.

Решив, что разрешение войти получено, он прошел в камеру. Солдаты закрыли неуклюжий висячий замок.

— Тем временем появится бедный Адзель и будет убит вашими горячими головами, — посетовала Чи. — Задерните занавес, вы, дурень! Я не желаю, чтобы эти ослы глядели на меня.

Гудженджи повиновался.

— Теперь я с трудом вижу, — пожаловался он.

— Это не моя вина. Садитесь. Да, вот здесь матрас. Хотите выпить? Мне дали полный кувшин.

— Э-к-к… гм… я не должен.

— Давайте, — настаивала Чи. — Пока пьем вместе, мы, по крайней мере, не являемся смертельными врагами. — Она налила крепкий напиток в глиняную чашку.

Гудженджи выпил и позволил налить вновь.

— Я не вижу, чтобы вы сами пили, — сделал он тяжеловесную попытку пошутить. — Может, хотите напоить меня?

Чи со вздохом подумала, что не стоит и стараться. Она все более напрягалась, ее мозг усиленно работал. Потом она расслабила мышцы и сказала:

— Здесь нечем заняться, не правда ли? — Чи взяла чашку и выпила. Гудженджи не видел выражения ее мордочки. — Фу! Вы клевещете на нас, — продолжала она. — У нас самые дружественные намерения. Однако, если мой друг будет убит, ждите отмщения.