Брайан Стэблфорд - Путешествие к Центру

— Это могут быть не люди, — сказала она. — То есть не гуманоиды.

— Все вещицы, которые мы нарыли в верхних слоях, предназначены для использования существами, очень похожими на нас. Несомненно, они гуманоиды. Некоторые люди с богатой фантазией полагают, что они-то и есть истинные гуманоиды.

— Не поняла.

— В известной нам части галактики проживает почти тысяча гуманоидных рас. Все они выходцы из миров земного типа и имеют основательное сходство по физическому и химическому строению. Большинство теоретиков уверены, что это результат схожей эволюции, то есть что нуклеиновые кислоты — единственный тип молекул, который может существовать в репродуктивных системах, и что эволюционные последовательности, всех нас создавшие, имеют некую внутреннюю общую предопределенность, поэтому различаются лишь в деталях. Спорят о том, является ли существо нашего типа единственным носителем такого интеллекта. Встреченные нами негуманоидные расы по-своему похожи Друг на друга и происходят из миров со схожими условиями, но совершенно отличными от земных. Меньшее количество ученых утверждает, что все гуманоидные расы похожи потому, что имели одного общего предка — то есть что жизнь на планеты потенциально земного типа была занесена из одного независимого источника. Кое-кто спорит, что основные химические системы, необходимые для зарождения жизни, присутствуют в межзвездных пылевых облаках и что таким образом они засевают все мало-мальски подходящие миры одинаковым изначальным материалом. Другие утверждают, что посев производился целенаправленно некими разумными существами, которые решили продублировать свой эволюционный процесс. А так как никто не знает, откуда пришел Асгард и сколько он здесь находится, то вполне может оказаться, что он и есть дом всех протогуманоидов. — Сдается мне, сказала звездный капитан, — что люди готовы цепляться за любую чепуху, которая только придет им в голову. Все это — голые фантазии.

— Абсолютно точно, — ответил я. — Центр Асгарда — лучшее место для приложения фантазии и вообще всякой мифологии. Пока никто не знает, что там есть в действительности, можно говорить все что угодно. В каком-то смысле это главная притягательная сила. Есть даже резон считать наши поиски технических диковинок в холоде лишь разумным прикрытием того, чем мы в действительности здесь занимаемся. Таинственное любят все. Люди называют эту планету Асгардом потому, что это имя является эквивалентом того, которое дали тетраксы. Асгард был обиталищем скандинавских богов, но тетронское слово не подразумевает понятия "жилище богов", а скорее — "средоточие таинственного", где слово «таинственное» употреблено в метафизическом смысле. Большинство людей горят желанием проникнуть в сердце планеты так глубоко, как это только возможно. Они наполовину верят — там действительно можно отыскать нечто выходящее за рамки вселенских амбиций, что позволит увидеть под новым углом всю систему строения вселенной. Хотя миллионы других проектов на тысячах других миров, вероятно, имеют не меньшее значение для тех, кто ими занимается. С тех самых пор как мы перестали верить в Бога, мы все ищем и ищем ему замену.

— Сдается мне, — произнесла Сюзарма Лир, несомненно, занимавшая последнюю строку в списке великих романтиков, — что все вы здесь рехнулись.

— Возможно, — согласился я.

— До тех пор пока ты не прочитал записную книжку, у тебя не было оснований полагать, что существуют слои ниже тех, в которые ты уже проникал. Даже теперь их может оказаться всего десять или двадцать. Там вообще может быть одна-единственная глубокая пещера. А весь этот треп о солнце в центре планеты и о расе, создавшей всех гуманоидов нашей галактики, просто сказки для маленьких детей.

— Очень может быть, — бодро согласился я.

— Ты ведь сам в них не веришь, — тоном судебного обвинителя бросила она мне. — Ни в одну из них.

— Это не вопрос веры. Это лишь предположения. Полет вольной фантазии. Но к фантазиям нужно относиться уважительно. Они заслуживают серьезного к себе отношения. Возможно, это единственное, к чему следует серьезно относиться.

— Тогда я повторю: ты рехнулся.

— Сказать по правде, — ответил я, — вы тоже не производите впечатления абсолютно психически нормального человека. Эта маниакальная погоня за андроидом имеет не слишком здоровый оттенок, а секретность причин, ее вызвавших, и вовсе отдает паранойей. Что такого он совершил?

Она отвернулась, устремив взгляд в ночную темноту.

— Он… оно… он ничего не совершил, — сказала она потухшим голосом. — Но он может совершить, если представится возможность.

Я не мог отделаться от чувства, что это заявление говорит гораздо больше о ней самой, чем об андроиде. Мне показалось, что она приговорила себя к какому-то странному наказанию. Один Бог ведает — за что.

Для меня это оставалось тайной.

Взошло солнце. Я все еще сидел за рулем. Капитан пошла отдохнуть. Ее место занял Серн и теперь готовился сменить меня у руля.

Солнечный диск показался из-за горизонта медленно растущим желтым полукружием справа по курсу. Небосвод уже некоторое время серебристо светился, но тут было совсем другое.

Солнечный свет потоком разлился по равнине. Небо поменяло цвет с интенсивно-черного на глубокий голубой, не замутненный ни малейшим признаком облачка.

Серн приложил ладонь к глазам и попытался всмотреться в это сияние, чтобы увидеть, как его буйный огненный разлив выше переходит в небесную синь, но не выдержал яркости.

Из подсумка рядом с креслом я достал две пары темных очков и вручил ему одну.

— Не смотри туда прямо. Ослепнешь.

— Какое оно большое, — прошептал он.

— Больше, чем звезда Земли, — подтвердил я. — Да к тому же Асгард ближе к ней. Но это отчасти оптическая иллюзия, вызванная отражением от снега и тем, что встает оно очень медленно. Ведь Асгард вращается еле-еле. Дождись заката, когда в воздухе будет больше водяных паров, и весь мир на час превратится в кровавый океан.

Он оглядел сверкающую равнину, впервые в жизни видя ее. Она по-прежнему была абсолютно однообразной и останется такой, пока снег не растает и не обнажит провалы и растительность. Для него это было неестественно — он привык к деревьям, холмам и всем прочим вещам, разнообразящим пейзаж и позволяющим видеть все в перспективе. Здесь никаких ориентиров не было, и расстояния теряли свою определенность. Казалось, мы движемся в преддверие ада.

Я вызвал по рации второй вездеход и сказал, чтобы Крусеро надел очки. Он доложил, что все в порядке, никак не прокомментировав красоту восхода.