Юрий Шпаков - Кратер Циолковский

Володя отложил учебники, достал из своей золотистой папки толстую тетрадь в мягкой пластмассовой обложке. Это был дневник, который он начал вести всего три дня назад — сразу же после того, как прибыл на космодром.

Володя написал всего несколько фраз, как услышал звонок видеофона. На экране появилось лицо Кострова. Изображение было неустойчивым, — наверное, вблизи находился мощный источник помех. Зато голос звучал вполне отчетливо.

— Не соскучился без меня? Слушай, узнал новость. Сегодня у нас будет Большой театр. Опера «Руслан и Людмила». Не веришь? Совершенно достоверно!

— Не понимаю, — растерянно сказал Володя. — Какая опера? И где? В нашем клубе ведь им не разместиться...

— Еще как поместятся! И хор, и оркестр, и чистое поле. «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» — последние слова Костров пропел.

— Брось шутить.

— Чудак, я и не думаю тебя разыгрывать. Звоню для того, чтобы ты заранее подготовился. Пожалуй, об этом можно написать целую статью.

— Рецензию?

— Нет, статью. Видишь ли, Большой театр, конечно, сейчас в Москве и в то же время мы увидим его тут. Вот про это и напишешь.

— Удивил! — разочарованно сказал Володя. — Обыкновенная релейная трансляция.

Костров радостно засмеялся.

— Ничего-то ты не знаешь, товарищ журналист! Про полный эффект «присутствия» слышал?

— Ну?

— Вот тебе и ну. Построена экспериментальная установка. И первая опытная передача будет показана для нас. Видишь, как это выгодно — быть на ты со звездами!

Володя вспомнил. В научных журналах да и у них в газете не раз писалось о том, что разрабатывается новый метод трансляции передач. И цветное, и объемное телевидение все-таки не могли полностью удовлетворить зрителя. И хотя кинотеатры доживали свой век — телевизор в любом доме стал таким же обычным, как электрическое освещение — концертные залы и театры всегда были переполненными. Любители искусства предпочитали видеть и слышать живых артистов, а не их отражения. И вот группа молодых ученых взялась за решение интересной задачи: создать такую систему трансляции, чтобы у зрителя, как бы далеко от театра он ни находился, оставалось ощущение присутствия в зале, где шел спектакль.

— Так не забудь! — напомнил Костров. — Начало в восемнадцать часов. Ты человек свободный, поэтому тебе общественное поручение: обеспечить лучшими местами всю нашу команду.

— Договорились! — сказал Володя.

Клуб космодрома был небольшой, мест на двести. Концерты и спектакли здесь проходили часто, но зрителей обычно собиралось немного. И не потому, что не находилось любителей театрального искусства — просто не каждый мог выкроить свободный вечер. Случалось, что и во время действия кое-кому приходилось осторожно пробираться к выходу. Артисты не обижались. Они знали, что космонавты подчинялись жесткой дисциплине, что каждая минута была у них на счету. И не по собственному желанию приходилось человеку покидать зал в самый интересный момент...

Но на этот раз свободных мест в клубе почти не осталось.

— Начальство проявило гуманность, — сказал Костров Володе, усаживаясь рядом с ним. — Даже несколько полетов перенесли по такому поводу. Удивительно, но факт!

Володя с любопытством смотрел на сцену. Выглядела она необычно. Привычный занавес был снят совеем. Вместо него с потолка свешивался голубовато-серебристый экран. Он казался подвижным, словно непрерывно стекал вниз, струясь и переливаясь. Вдоль рампы вытянулся длинный и узкий блестящий ящик. Из боковых лож смотрели на сцену слепые глаза каких-то многочисленных странных прожекторов, установленных на сложной системе кронштейнов. Аппаратура казалась бутафорской, напоминала декорации фантастической пьесы.

Свет погас. И тотчас взметнулась, плеснула широкой волной увертюра, захлестнула зал. Одновременно стали возникать из пустоты тяжелые складки красной с золотом парчи. Еще несколько секунд — и на месте струящегося экрана повис знакомый всем традиционный занавес Большого театра. Аплодисменты даже заглушили музыку — такой реальной до малейших подробностей оказалась эта картина. Было просто невозможно поверить, что все это — лишь иллюзия, оптический эффект...

Занавес мягко раздвинулся, и аплодисменты вспыхнули с новой силой. Скромная клубная сцена вдруг намного раздалась в ширину и глубину, превратилась в роскошные княжеские палаты. Началось первое действие оперы. Декорации, костюмы, лица актеров, тончайшие световые оттенки — все было настолько реальным, что Володя никак не мог избавиться от ощущения, будто он чудом снова очутился в Москве, среди зрителей Большого театра. Он даже тряхнул головой, словно отбрасывая какое-то наваждение. Но нет, все осталось по-прежнему. Гремела свадебная песня, перебирали струны седые гусляры, высоко поднимали кубки гости...

Кажется, стоит лишь пройти вперед — и можно коснуться любого из актеров. Ну как убедить себя, что на самом деле сцена, декорации, артисты находятся за многие сотни километров?

Володя украдкой бросает взгляд на соседей. Восторженные глаза Кострова, застывший угловатый профиль Чумака, непривычная задумчивая улыбка на лице Соколова. Потом кто-то незнакомый, а за ним... Этот взгляд исподлобья, эту тугую прядь, упрямо упавшую на глаза, он может узнать мгновенно. Она!

Мелькнула мысль — а может быть, и это только эффект присутствия? Может быть, сюда проектируется часть зала театра, и она сидит там? Но нет, техника тут ни три чем. Вон, немного подальше, летчик, которого он почему-то заметил перед началом оперы.

Володя уже не видел, что делается на сцене... Кажется, весь мир сосредоточился для него в этом девичьем лице, почти неразличимом в полумраке зрительного зала.

Но как она здесь очутилась? Ведь всего неделю назад он писал Гале в Казахстан — правда, не рассчитывая, как всегда, на ответ...

— Замечательная ария, верно? — шепнул Костров.

— Не ждал, — рассеянно сказал Володя.

— Что же ждал? Да ты куда смотришь?

Сзади зашикали. Костров перехватил Володин взгляд, хмыкнул и замолчал.

Окончилось первое действие. Поплыл, сближаясь, занавес, и в клуб ворвался шум далеких аплодисментов — оттуда, из Большого театра. Потом оператор, следящий за аппаратурой, отключил звук, но тишина в зале не наступала. Зрители, поднявшись с мест, дружно хлопали в ладоши. Не артистам, которые, конечно, не могли их слышать, а инженерам, создателям нового вида трансляции.

Галя поднялась, привычно — таким знакомым и милым жестом — отбросила со лба волосы и вместе с подругой, высокой блондинкой, вышла в фойе. А Володя все сидел на месте...