Григорий Гребнев - Тайна подводной скалы (Сборник)

Вот как развивались события далее. Мальчик в самолете был доставлен на то место, где его нашли летчики противоштормового дивизиона. Тепло одетый, он сошел на лед в сопровождении врачей и Васенькина и тревожно огляделся: перед ним расстилалось белое торосистое ледяное поле. Большое беспокойство отразилось на темном лице мальчика. Оглянувшись еще раз и дико сверкнув своими огромными глазами, он попятился, а затем повернулся и побежал к самолету. По дороге он споткнулся о какой-то ропак и упал в снег. Нестеров, Дзюбин и Васенькин подбежали к нему и хотели поднять его, но он вдруг отчаянно стал отбиваться. Отбивался он молча и только рычал, пуская в ход не только руки и ноги, но и зубы. Предусмотрительный Нестеров взял с собой в самолет также и няню Анну Егоровну. Старушка на лед не сошла, но, увидев свалку, быстро спустилась по трапу, подбежала и, растолкав всех, стала на колени подле мальчика:

— Что ты? Родной ты мой! — ласково заговорила она. — Чего же это ты испугался? Ведь это же Иван Иваныч и Алексей Денисыч. Доктора, что тебя лечат… Все свои люди… Успокойся, касатик.

Лежа на спине, мальчик притих и напряженно вглядывался в доброе, круглое лицо старушки, что-то ласково ему говорившей.

Анна Егоровна погладила его руку и, уже крепче взяв за локоть, помогла встать:

— Вставай, касатик! Вставай, красавчик ты мой!

Мальчик встал. Пока няня отряхивала с него снег, он еще настороженно оглядывался по сторонам, словно ждал нападения из-за каждого тороса.

— Здесь с ним была большая трагедия, — сказал Васенькин.

— Не иначе, — подтвердил Дзюбин.

— Придется его усадить в самолет. На льду он себя чувствует явно не ладно, — решил Нестеров.

Все уселись в самолет и вскоре были на Арктании.

Мальчик ничего не припомнил, он продолжал молчать, и так как высадка на лед вызывала в нем лишь явный ужас, Нестеров решил больше не повторять эксперимента, предложенного профессором Новоселовым. Вскоре он вместе с Дзюбиным улетел на остров Седова, разрешив Анне Егоровне остаться на некоторое время возле мальчика, а «антарктический корреспондент» изъявил желание подробно ознакомиться с Арктанией и написать об этой удивительной советской полюсной станции ряд очерков.

Ирина и Одарка проявляли много заботливости в отношении темнокожего мальчика. Ветлугин уже получил уведомление от опекунского совета, что если в течение ближайших пяти месяцев родители мальчика не откликнутся, то ему, Ветлугину, и его жене будет разрешено усыновить их приемыша.

Часто заходил в комнату к темнокожему мальчику и дед Андрейчик.

— Ну, здравствуй, чудо-юдо морское! — бодро и весело говорил старик. — Привыкаешь? Хе-хе! Привыкай, привыкай. Тут тебя никто не обидит. Тут люди хорошие, советские.

Но эта наигранная бодрость с трудом давалась старому радисту, он не мог забыть своего Юрку, живого, непоседливого, веселого, вечно переполненного фантастическими идеями и планами, деятельного, кипучего.

— Какой малый пропал! — тихо говорил он сам себе, и скупая слеза скатывалась по его морщинистой щеке.

Однако явное предпочтение молчаливый мальчик отдавал все же Анне Егоровне. Стоило ей появиться в комнате, к безразличный взгляд его явно оживал и теплел, он помнил ее (а это был очень важный признак его выздоровления) и следил за нею внимательным доверчивым взглядом.

Появился у темнокожего мальчика и другой друг, Ася. Лишившись единственного своего друга Юры, девочка всю привязанность перенесла на смуглого и молчаливого приемыша Ветлугиных.

— Держу пари, что эта щебетунья расшевелит нашего молчальника, — сказал как-то дед Андрейчик.

Мальчик, видимо, узнавал и ее. Стоило Асе куда-нибудь надолго отлучиться, или прийти попозже, как он начинал беспокойно искать свою подругу.

Ася вбегала к мальчику в палату и, не обращая ни на кого внимания, говорила без умолку: о каком-то Андрюшке Голикове с Новой Земли, который всякий раз, когда она разговаривает по радио с учителем, показывает ей на экране язык; говорила о своей станции, о дедушке Андрейчике…

Три дня назад Анна Егоровна усадила своего питомца за стол. Мальчик безразлично взглянул на янтарный бульон и устало опустил свои удивительные ресницы. Тогда Ася приступила к своим обязанностям.

— Почему ты не хочешь кушать? — спросила она, забывая, что мальчик не знает русского языка. — Ты больной и тебе нужно кушать. Ты уже раз умер и опять умрешь… Только теперь уже на самом деле.

Мальчик поднял тяжелые веки, в глазах его выразилось не то недоумение, не то внимание. Он следил за мимикой Аси, за ее широко открытыми глазами, в которых она хотела отразить весь ужас его неминуемой голодной смерти. Обычно подобные увещания кончались тем, что Ася насильно всовывала мальчику в руку ложку, сама брала другую и, причмокивая и закатывая глаза от наслаждения, которое ей, якобы, доставляет бульон, показывала, что она уже ест, что уже сыта и что теперь очередь за ним. Мальчик зачарованно глядел на нее; он, как автомат, опускал ложку в тарелку, подносил ко рту, снова опускал. Несколько глотков он, во всяком случае, делал. Глядя на уморительные гримасы маленькой хлопотуньи, мальчик вдруг слабо улыбнулся и пошевелил губами. Тихо, едва слышно он произнес несколько слов. Может быть, это были даже не слова, а лишь нечленораздельные и не связанные между собой звуки, но один из необычайно чувствительных магнитофонов, установленных Васенькиным с разрешения Ветлугиных в детской и столовой их квартиры, в точности записал эти звуки.

Ася обернулась к Анне Егоровне и воскликнула:

— Бабушка! Он что-то сказал!

Няня всплеснула руками и тотчас же побежала за Ириной. Фраза, произнесенная мальчиком, была несколько раз передана по радио. За исключением одного человека, Ореста Градианова, знаменитого ленинградского лингвиста, языковеда и полиглота, владевшего почти всеми существующими на земном шаре языками и наречиями, эту фразу не понял никто. Градианов тотчас же сообщил Ветлугиным, что он установил значение слов, сказанных мальчиком. Фраза, как утверждал Градианов, произнесена на языке индейского племени курунга, некогда открытого в лесах Боливии мексиканским этнографом Венгером, но затем бесследно исчезнувшего. Всех слов было четыре:

— Та гра бай нгунко.

Одно из слов («гра») означает еду, другое («нгунко») желание с отрицательным предлогом («бай»), аналогичным русскому «без» или «не». «Та» — местоимение, в зависимости от ясности произношения гласной «а», означающее либо «я», либо «мы». В целом вся фраза означает: «Я не хочу есть».

Заявление ленинградского языковеда произвело ошеломляющее впечатление на этнографов и языковедов всего мира. Ошеломило ученых, конечно, не содержание фразы мальчика, расшифрованной Градиановым, а то, что обнаружен живой индеец племени курунга.[1] В свое время ученые очень интересовались этим племенем. Курунга были открыты этнографом Венгером случайно в самых непроходимых тропических дебрях Южной Америки. Никто не успел хорошо изучить это племя. От Венгера же ученые узнали, что он нашел племя курунга — «золотая улитка» в сельвасах (лесах) Восточной Боливии, что оно вымирает от гриппа и ведет довольно примитивный образ жизни.