Михаил Ахманов - Первый после бога

Дэвис упер руки в бока и расхохотался. А отсмеявшись, произнес:

– И когда ты придумал эту сказочку?

– Почему сказочку, сэр? Мой предок, как вам известно, плавал с Френсисом Дрейком, посетившим многие острова в южных морях. На них произрастают пряности и другие полезные злаки, ценность которых выше, чем у золота и серебра. Если мы случайно наткнемся на такой остров, можно совместить обращение язычников с другим полезным делом. В конце концов, мы несем им свет веры, а за это нужно платить! Скажем, мускатным орехом, корицей и перцем!

– Вот это я понимаю, – произнес Дэвис. – Что ж, плыви к дикарям за перцем, а я поплыву в Панаму за золотом. Каждому свое!

Спустившись в ялик, Питер бросил прощальный взгляд на «Радость холостяка» и его капитана. Дэвис задумчиво глядел ему вслед. Похоже, он оставался в твердой уверенности, что славный предок рода Шелтонов оставил потомкам не только сведения о проливе, но еще и о каком-то острове в южных морях, полном сказочных сокровищ. На рынках Лондона и Парижа пряности в самом деле стоили изрядно.

Гребцы навалились на весла. Дюжий Мэт Уэллер сказал:

– Ловко вы разделались с этим типом, капитан. Будет неделю кровью мочиться.

– Лучше две, – добавил Найджел Мерфи.

– Да сгноит Господь его душу! – с чувством произнес Билл Хендлер по прозвищу Фартинг, а Брукс – просто Брукс – кивнул одобрительно. Этот Брукс был известный молчальник.

Проплывая мимо «Старины Ника», Шелтон заметил на палубе суету. Самого Таунли не было видно, но люди его словно собирались в бой: разбирали мушкеты, топоры и шпаги, готовили шлюпки к спуску на воду, вязали к канатам железные крюки. Хотят на берег съехать и поохотиться на птиц?.. «Нет, не на птиц, – подумалось Питеру, – для этого не нужны топоры и крючья». Он велел гребцам поднажать, и через несколько минут ялик стукнулся о борт «Амелии».

– Выбрать якорь! – выкрикнул Шелтон, взлетев по трапу на палубу. – Ставить паруса! Мартин, выводи корабль из бухты! Мы уходим. Немедленно!

Лязгнула якорная цепь, боцман погнал матросов к снастям, на реи и мачты, четверо гребцов подняли шлюпку, рулевой, прислушиваясь к командам Кинга, начал осторожно разворачивать «Амелию». Хлопнули, забирая ветер, паруса, и бриг будто ожил, ощутил свою мощь в борьбе с волнами и течениями. Скалистый берег, над которым кружили чайки, все быстрее и быстрее поплыл мимо, и вместе с ним уходили назад силуэты кораблей: фрегаты Дэвиса и Свана, большой барк Таунли, крохотный «Москит» Самуэля Лейта, суда Кука и Рикса, Брэнди и Бамфилда. Ветер спускался на незримых крыльях с далеких гор, и когда «Амелия» обогнула мыс, похожий на согнутый палец, лихо вздул паруса и погнал корабль в море.

Подошел Дерек Батлер – как раз тогда, когда капитан ухитрился стащить камзол. Заметив окровавленную рубаху Питера с разрезанным рукавом, первый помощник окликнул хирурга, велел нести бинты и воду. Затем полюбопытствовал:

– С чего шумели на «Холостяке»? Ром в башку ударил? Решили слегка капитанов порезать?

– Нет, – промолвил Питер, наблюдая, как хирург бинтует царапину. – Таунли повеселиться захотел. Пришлось его охолонить.

– Таунли? Лихой моряк, но скандалист! – Батлер с осуждением хмыкнул. – А уходим почему?

– Чтобы веселье не продолжилось. На «Амелии» пушки, зато у него народа вдвое больше. Свара нам ни к чему.

– Это верно, – согласился помощник. Затем бросил взгляд на мыс, над которым торчали мачты пиратской флотилии, и добавил: – Чем выше заборы, тем лучше соседи. Так уж от праотца Адама повелось, и так, думаю, будет до скончания веков.

Резвая волна приподняла «Амелию» и покачала на своей упругой спине. Красный солнечный диск плыл над горизонтом, но еще не коснулся морской поверхности. Распустив паруса, бриг плыл прямо к солнцу, словно мошка, что летит на яркий свет костра.

Южное море. Апрель 1685 года.

Сорок три градуса южной широты. Испанский галион

Осенью погода капризна – подул внезапно южный ветер, попутный для «Амелии» и для корсарских кораблей. Быстроходный бриг мог бы обогнать флотилию, но Шелтону этого не хотелось; кто первым плывет, тому и грозят неприятности. Скажем, встреча с испанцами, чьи галионы, вероятно, болтаются в прибрежных водах… Уходить в океан на многие мили он тоже не хотел – координаты острова Мохас были известны с большим приближением, и главными ориентирами являлись заросшие сосной холмы да пироги индейцев на берегу. То и другое не разглядишь издалека, и Шелтон решил вести корабль милях в двадцати от перуанских берегов, примерно на том же расстоянии, что отделяло остров от континента. В записках прадеда сообщалось, что островок невелик, всего-то двенадцать-пятнадцать миль в окружности, но плодороден и населен воинственным племенем, а также инками и другими индейцами, сбежавшими из Перу. Знатные инки очень почитались у местных обитателей и ненавидели испанцев со всей свирепостью порабощенного народа.

Ночью корабль странствовал в океане, продвигаясь на север с попутным ветром на скорости в девять узлов. Когда взошло солнце, «Амелию» и бухту, где встали на якорь корсары, разделяло уже не меньше сотни миль, и с каждым часом это расстояние увеличивалось. Но, не желая плыть впереди корсарской флотилии, Шелтон, сменивший на вахте Дерека Батлера, велел зарифить паруса на фок– и грот-мачте и поворачивать на восток, к близкому берегу. Здесь, на границе между сушей и океанскими водами, было великое множество островов, населенных лишь стаями птиц да тюленями, выползавшими на камни, множество извилистых протоков и скрытных бухточек, где даже взор Господень отыскал бы «Амелию» с большим трудом. Выбрав подходящее место, капитан приказал бросить якоря и спустить шлюпки, которых на бриге было две, не считая ялика. Вскоре шлюпки закачались на мелких волнах, и команда, кроме вахтенных, съехала на берег – размяться и добыть пару нагулявших жир тюленей. Бивак был разбит на островке, в той его части, что обращена к материку и скрыта от океана утесами. На самой высокой скале залегли наблюдатели, Дик Сазерленд и Керти Донелл; им полагалось следить за морем и судами корсаров, если те появятся.

Когда спустились сумерки и дым стал незаметен, разложили костры и начали жарить сочное тюленье мясо. Оно пованивало рыбой, но после солонины и черствых сухарей моряки поглощали его с жадностью; жир капал на бороды, пачкал одежду, челюсти работали без перерыва, лица раскраснелись, а ром, выданный коком, пролился в глотки освежающим дождем. Кто-то, осоловев от выпивки и обильной еды, развалился на гальке и уже похрапывал или дремал вполглаза, другие сидели и лежали у костров, толкуя о прошлых делах, былых товарищах, удачных и неудачных набегах, а главное о том, какая добыча ждет их в нынешнем походе и где ее лучше взять – в Панаме, где дома испанцев крыты серебром, или же в Лиме, где из золота льют дверные ручки, а в окна вместо стекол вставляют изумруды.