Евгений Лукин - Зона Справедливости

— Ведь что получается… — решившись, медленно проговорил Алексей. — Всех насмерть, а один еще какое-то время жил… Бился, катался… Ну, видно было, как он там корчился… И зацепил бутылку — уже в агонии…

— И… чего? — тоже понизив голос, спросил Димка.

Колодников встал и подошел к кухонному окну. Продравший его озноб был настолько силен, что начался даже не со спины, а с затылка. Алексей взялся за голову, вонзив ногти в кожу.

— А того… — проговорил он сквозь зубы. — Бутылка-то при мне из арки выкатилась… При мне, понимаешь?.. Я уже к парадному к своему подходил — и вдруг слышу: вроде захрипел кто-то… А потом бутылка…

Он обернулся. Незалепленный пластырем глаз Димки смотрел на него чуть ли не с ужасом.

— То есть выпил я с ними… — малость переведя дыхание, продолжал с содроганием Колодников. — Дошел до угла, свернул… И в этот самый миг, получается, все и началось!.. А задержись я на минуту…

Алексей запнулся, испытав то странное ощущение, когда, закурив, бросаешь горелую спичку в угол, а она застывает в воздухе, не долетев до стены, и отказываешься верить глазам. Так не бывает! И лишь потом с облегчением замечаешь, что спичка попала в паутину…

Так не бывает! Не было ни грохота взрыва, ни автоматных очередей, ни криков, ни шума схватки… Был только гулкий двор, траурные тихие вздохи плейера, желтизна свечей… Он прошел мимо и даже не повернул головы. А в это время в арке, получается, в живых оставался всего один человек — тот, что зацепил потом в агонии бутылку…

— Ментам… — просипел Димка. — Ментам ты об этом сказал?..

— Нет, — бросил Алексей.

Широкие плечи сына расслабились.

— Слава Богу…

Анальгин подействовал, но голова все еще оставалась тяжелой, и Колодников решил, что глоток свежего воздуха ему просто необходим. Вязаную шапочку он даже надевать не стал — сунул в карман куртки. Ступив на крыльцо, Колодников сразу же увидел изливающуюся из четвертого подъезда толпу. Значит собрание кончилось. А здоровый, должно быть, актовый зал в домоуправлении — выходят и выходят… Вроде не воскресенье, не суббота, а смотри, сколько народу!..

Надо полагать, ни до чего хорошего жильцы на собрании так и не договорились. По квартирам разползтись не спешили, сбивались в группы и яростно продолжали что-то обсуждать. В центре одного такого скопления неистовствовала Александра. Алексей неспешно сошел с крыльца.

— Стрелять! Стрелять, как бешеных собак!.. — надсаживался поблизости дребезжащий старческий голосок. — Это же не люди, это, я не знаю… Звери какие-то!..

— Ну и чем вы тогда недовольны?.. — невозмутимо обронил Колодников, поравнявшись с кровожадным жильцом. — Всех и постреляли… Постреляли, порезали, еще и гранату им в арку кинули…

Пенсионер в пыльно-черном костюме с запекшимися на хилой груди орденскими планками обратил к Алексею трясущиеся морщины. Холодновато, пожалуй, по нынешней погоде в пиджачке — зато все награды наружу. В глубине складок вокруг рта и у подбородка ветерана тускло мерцали подобно железным опилкам остатки щетины.

— Это самосуд!.. — взвизгнул он. — Это свои же и перестреляли!.. А их по суду надо было! По закону!.. И тех, и других!.. — Растопыренные старческие пальчики прыгнули чуть ли не в лицо Алексею. Крутые за такой жест, если верить фольклору, уже бы грохнули. — Да своими бы руками, не колеблясь…

— Так по суду или своими руками?.. — не без ехидства осведомился Колодников, и немедленно был атакован с фланга плотной крашеной дамой (с четвертого, кажется, этажа).

— А почему вы не были на собрании? — крикнула она.

Алексей медленно (главное — все делать медленно, иначе опять скрутит) повернул голову.

— А почему вы не пошли в понятые?..

Та не поняла.

— Когда вчера из милиции… в дверь звонили… — так же размеренно продолжал Колодников. — Вы почему не открыли?..

Дама растерялась.

— Я спала… не слышала…

— Все… спали… — презрительно шевельнув краешком рта, выговорил Колодников. — Носа никто не высунул… Я один, понимаешь… как пионер… полночи с ментами кишки со стенок соскребал…

Дама чуть отшатнулась и, заметно побледнев, сглотнула.

— Вот-вот… — мстительно молвил Алексей. — Уже и позеленели…

Однако в следующий миг на него тоже накатило. Зажмурился, переждал дурноту, а когда вновь открыл глаза, ветеран был на месте, а вот дамы нигде не наблюдалось.

— Слаб народ… — с удовлетворением пробормотал Колодников, цитируя дословно давешнего мента.

— Слаб?.. — тут же взвился ветеран. — Да я на одной Курской дуге больше мертвых закопал, чем ты живых видел! Раньше бы, я не знаю… Своими бы силами порядок навели!.. Ну вот что от вас толку? — заорал он вдруг кому-то, оборачиваясь. — Лампасы нашили, индюками вырядились, а как до дела дойдет — и нет вас!..

Колодников посмотрел, на кого это он так, и увидел возвышаюшегося над толпой богатырского сложения мужчину с буденовскими усами. Одет был усач и впрямь живописно: синий френч, галифе с широкими красными лампасами, на портупее вместо кобуры — нагайка. Наряд завершали подполковничьи погоны и милицейская фуражка с двуглавым орлом.

Есаул, должно быть… Или кто у них там еще у казаков? Атаман? «И за борт ее бросает?..»

— А что мы можем? — побагровев, рявкнул усач. — У них вон автоматы у гадов!.. С нагайками, что ли, нам против них выходить?.. С шашками в пешем строю?..

— Да хоть бы и с шашками! — запальчиво отвечал ветеран. — У нас в полковой разведке и с кортиком против «шмайсера» выходили! Так-то вот!..

«Эк, загнул!.. — подивился про себя Колодников. — Недовоевал, видать…»

— Это порядочно?.. — горячился кто-то поодаль — судя по выговору, лицо кавказской национальности. — Это непорядочно!.. Продаешь квартиру — все про нее говори!.. Потолок течет — говори! Район бандитский — тоже говори… Друг от меня ночью уходил — побили!.. В больнице лежал, да?..

— А что ж на собрании молчали?..

Лицо кавказской национальности как-то сразу прижухло. Кстати, весьма упитанное лицо, с прекрасными газельими глазами.

— Зачем на собрании? Тебе говорю…

Алексея легонько хлопнули по плечу. Обернувшись, он увидел загадочное скорбное мурло электрика Борьки.

— Алексею Петровичу… — как бы по секрету поздоровался он, затем придвинулся поближе и понизил голос чуть ли не до шепота: — Значит, говоришь, в понятые угодил?.. Мне тоже вон среди ночи в дверь трезвонили… А я, прикинь, как нарочно — ну совсем никакой был!.. Перебрал вчера, с койки подняться — и то не смог…

«Врет, — решил Колодников, вглядываясь в относительно свежую и даже выбритую Борькину физиономию. Если чем-то на сей раз и веяло от электрика, то одной лишь одеколонной прохладой. — Явно пьяным прикинулся, жук, лишь бы в понятые не идти…»