Дмитрий Янковский - Чистилище. Грань

Андрей молча сел. Майор убрал пистолет обратно в кобуру и продолжил:

– Я не нуждаюсь ни в чьих советах. К тому же перед практическими занятиями по надеванию ОЗК и противогаза я как раз хотел разъяснить, зачем оно важно именно вам и почему каждому из вас будет выдан вот такой химкомплект. Суть в следующем. У нас есть связь с группой спасшихся от заражения в Кронштадте. Они достоверно убедились, что ОЗК и изолирующий противогаз спасают от заражения. И передали эту информацию нам. Поэтому в случае малейшей тревоги вам будет необходимо облачиться в данное снаряжение, чтобы не заразиться. Это зачем вам это нужно. А теперь объясню, зачем это нужно всем остальным. Если произойдет заражение, то примерно треть людей превратится в мутантов и начнет уничтожать все живое в замкнутых помещениях бункера. Наша задача, если вирус прорвется внутрь, снизить именно риск мутации. Чем меньше зараженных, тем меньше мутантов, тем больше шанс их уничтожить раньше, чем они уничтожат всех.

– А смысл? – фыркнув, не удержался от язвы Андрей. – Ну, перебьете вы мутантов, а дальше что? Продолжать жить в этом резиновом презервативе, который вы называете химкомплектом?

– Всегда можно найти выход из положения, пока жив, – веско ответил начальник химслужбы. – К тому же, судя по данным из Кронштадта, смерть от вируса сопровождается страшными мучениями. Кому этих аргументов недостаточно, можем проводить до шлюза. Подыхайте и мутируйте снаружи. Нам тут проблемы не нужны. Есть желающие?

Никто не ответил.

– Я вас лично, Андрей, спрашиваю! – с нажимом проговорил Грохотов. – Вас проводить до шлюза? Не слышу ответа!

– Нет… – неохотно сдался Андрей.

– Громче!

– Нет! – Андрей повысил голос.

– Вот и отлично, – спокойно констатировал майор. – Значит, с вас, Андрей, и начнем практические занятия.

Впрочем, по несколько раз надевать и снимать ОЗК и изолирующий противогаз пришлось всем. Кирилл не нашел в этом ничего сложного, а система подачи кислорода на основе порошкового картриджа показалась ему удобной. Ведь небольших картриджей можно таскать на себе довольно много, в отличие от баллонов со сжатым воздухом.

К тому же это монотонное занятие помогало отвлечься от гнетущих мыслей. А они одолевали все сильнее. Выступление Грохотова, хотя и было адресовано по большей части Андрею, оставило тягостное впечатление. Мало того, что весь остаток жизни, судя по всему, неба увидеть уже не получится, так еще и доживать предстояло на собачьих правах. Кирилл снова вспомнил Вадима Семеновича и порадовался, что тот уберег его от жесткой армейской муштры. Но тут, похоже, никто уже не собирался спрашивать, что кому нравится и что кто желает. Тут жизнь каждого будет подчинена некоему усредненному «всеобщему благу».

Но разве не так было и в предыдущей жизни, отделенной от сегодняшнего ужасного дня незримой гранью? Ведь, по большому счету, вся Земля – тот же бункер. Просто намного больше. Но суть-то от этого не меняется. Все равно руководит всем горстка избранных, а остальные вынуждены довольствоваться теми же собачьими правами, голодать, гибнуть в войнах, работать с утра до вечера не столько для себя, сколько ради того же «всеобщего блага». Разница была лишь в том, что там, за гранью, Кирилл со своей семьей принадлежал скорее к элите, не думая каждый день о людях, голодающих и прозябающих в слаборазвитых странах. А тут вышло наоборот. Тут он попал в когорту бесправных, а привилегии элиты достались другим.

Конечно, размер имеет значение. И бункер, по структуре ничем не отличаясь от большого общества современной цивилизации, именно за счет куда более скромного размера сгустил все проблемы до состояния эссенции, представил их намного более выпуклыми.

«Люди никогда не любили людей, – пришел Кирилл к неожиданному для себя выводу. – Они любили близких, себя, каких-то отдельных представителей противоположного пола. Да и то не всегда. Это только принято так считать, что люди любят людей. Но это ложь. Стоит возникнуть малейшим разногласиям, и люди охотно идут убивать тех, кто придерживается иной точки зрения на второстепенные вопросы. Мы все жили в мире, почти начисто лишенном любви. А тут ей и вовсе не останется места».

Под конец занятий Грохотов выдал каждому из прибывших индивидуальный защитный комплект и заставил расписаться в какой-то бессмысленной пожелтевшей ведомости. Потом под присмотром солдат всех развели по выделенным жилым помещениям. При этом никого не волновало, кто с кем в родстве, кто хочет жить вместе. Всех расселили отдельно, объяснили правила. Никаких излишеств. Причем маму и отца, тоже в разных комнатах, поселили в дальнем конце коридора, а Кирилла в самом начале. Чем руководствовались сочинители столь странного порядка, оставалось загадкой.

У Кирилла даже мелькнула мысль, что делается это намеренно, чтобы разделить семьи, порвать связывающие их родственные узы. Или хотя бы ослабить. Но зачем? Создать мир без любви, основанный на чистой целесообразности? Такой подход напугал Кирилла. А что, если бункером руководит шайка психов, свихнувшихся от ужаса произошедшего? Что, если они, получив возможность воплотить в жизнь какие-то утопические идеи из фантастических романов о межзвездных перелетах, решили воспользоваться такой возможностью? Выступление Грохотова, угрожавшего им пистолетом, предстало теперь еще в более жутком свете, чем раньше.

Кирилл ощутил острый приступ тревоги. Рановато он начал радоваться, что многие проблемы остались за шлюзовыми воротами бункера. Остаться-то они остались, вот только новые проблемы могут оказаться страшнее. И если от мутантов на бронеавтомобиле можно было просто уехать, то здесь от проблем бежать некуда…

Чем-то проделанный ими сегодня путь казался Кириллу похожим на путь узника, через подкоп попавшего из тюремной камеры в узкий лаз, ведущий на волю. Впереди уже виден свет, и беглец ползет вперед, не замечая, что лаз все больше сужается. В конце концов ему удается просунуть голову в дыру, увидеть небо и холмы впереди. Но вылезти не получается, и двигаться назад не выходит тоже. Узник застрял, и никто его не найдет, он обречен погибнуть от жажды и голода, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой в жутком каменном мешке. По сути, получается, что он поменял довольно просторную камеру, где его кормили и откуда он мог выйти через несколько лет, на куда более тесный плен без еды, питья и возможности выбраться. Как бы в этом бункере не вышло то же самое…

Когда Кирилл переступил порог комнаты, дверь заперли снаружи. От этого стало и вовсе не по себе. Получалось, что руководство бункера не просто полностью контролирует прибывших, не просто лишило их всех прав, но заперло по загонам, как скотину. Это вызывало в душе мощный протест, но сделать с этим ничего было нельзя. Точнее, можно, но только по методу майора Грохотова: если что-то не нравится, пошел вон. До шлюза проводят, дальше как хочешь.