Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн
Пока мы прогуливаемся вдоль канала, я задаю вопрос, который не давал мне покоя в течение последнего часа.
– Я знаю, что защитные стены вокруг Люче не позволяют шаббинам проникать в наши воды, но что, если они уже здесь?
Он застывает, его пальцы на моей пояснице напряжены.
– Стражи бы вышвырнули их. Магия напитывает их кровь и насильно утягивает их тела обратно.
Вот и подтверждение моей теории о том, что Бронвен – шаббинка.
Когда мы снова начинаем идти, я говорю:
– Марко должен был отправить Данте в Шаббе вместо Глейса.
Энтони хмыкает:
– Если бы он хотел смерти брата.
Я делаю глубокий вдох:
– Почему ты так говоришь?
– Потому что Коста убил дочь королевы и использовал ее кровь, чтобы создать магический барьер между их островом и остальным миром.
У меня падает челюсть.
– Шаббины ненавидят Реджио так же глубоко, как Реджио ненавидят шаббинов.
В таком случае шаббины не помогут Данте завоевать трон.
Я возвращаюсь к исходной точке. Меня утешает только то, что теперь у меня в руках больше информации. Хотя пока трудно понять, как пять птиц приведут Данте к трону.
Энтони сжимает мою талию:
– Скоро придет день, когда мы помиримся.
Я хмурюсь, потому что не осознавала, что мы воюем.
Глава 11
Энтони весь вечер вел себя безупречно, так почему же мне кажется, что я изменяю принцу с этим красивым рыбаком? Потому что Бронвен заронила в меня зерно надежды, что нам с Данте суждено пожениться?
Звезды сегодня такие яркие, что цветущие виноградные лозы, вьющиеся по стенам моего лазурного дома, напоминают мишуру, которой наряжают Люче, когда выпадает первый снег, и сохраняют до первого цветения. Йоль[23] – время года, которое я люблю больше всего, и не потому, что я родилась в самый короткий день в году, а потому, что праздничный дух витает над всеми лючинцами и все сияет, даже самый темный канал.
Когда мы уже у дома, Энтони, который приобнимал меня за талию всю дорогу из таверны, проводит ладонью вверх по моему позвоночнику. Он нежно сжимает мой затылок и запрокидывает мою голову назад. В сотый раз я выталкиваю Данте из мыслей, потому что не Данте сделал сегодняшний вечер особенным.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю, ожидая, когда губы Энтони опустятся на мои, но он не целует меня, просто смотрит с таким напряжением, от которого меня бросает в жар.
Я пытаюсь прочесть по выражению его лица, о чем он думает, но он так сосредоточен, что в конце концов я сдаюсь и шепчу:
– В чем дело?
– Я все еще пытаюсь осознать, что губы Фэллон Росси прикасались к моим сегодня вечером, и не во сне, а наяву.
Мое сердцебиение ускоряется.
– Я тебе снюсь, Энтони?
– Каждую ночь с тех пор, как я вылил на тебя тарелку с рыбой.
Ах, наша первая встреча была обыденной, но в то же время с остринкой. Едва я переступила порог «Дна кувшина», как Сиб сморщила нос и указала на свою комнату на верхнем этаже таверны. Мне пришлось идти в ее ванную и переодеться.
– Это было три года назад… Конечно, я не досаждаю тебе каждую ночь.
– Ты не досаждаешь, а украшаешь.
Должно быть, он преувеличивает, поскольку они с Сибиллой переспали в прошлом году. Не говоря уже обо всех других женщинах, с которыми я его видела. Он не может думать обо мне, лежа рядом с ними. Даже во сне.
– Не нужно обаятельной лжи, Энтони; ты уже завладел моим вниманием.
Его кривая улыбка исчезает.
– Это не ложь.
Это потому, что я отказала ему. Трудности подстегивают одержимость. Мне это знакомо. За исключением того, что теперь, по словам сумасшедшей леди в Раксе, я могу заполучить Данте.
Я мысленно разбираю имя принца на буквы и выбрасываю, чтобы легкий теплый ветерок унес их от меня, затем хватаюсь за воротник рубашки Энтони и притягиваю его ближе. Он толкает меня спиной к входной двери, прижимая все твердые выпуклости своего тела ко всем мягким впадинам моего.
– Боги, что я хочу сделать с тобой, Фэллон Росси. – Он проводит костяшками пальцев по изгибу моей шеи к выступу ключицы, затем скользит ими вверх по шее, приподнимая подбородок так, чтобы наши губы оказались на одном уровне.
От его слов у меня закипает кровь. Я хочу знать, что именно он хочет сделать. Хочу испытать все это на себе, но никак не могу привести его домой, там мама и бабушка. Стены слишком тонкие, а Энтони слишком крупный, чтобы пройти незамеченным.
Мне двадцать два, но все равно я не чувствую себя достаточно взрослой, чтобы приводить парня домой. Интересно, когда я пойму, что уже можно? Когда мне перевалит за сотню?..
Энтони упирается ладонью в деревянный косяк над моей головой и прижимается лбом к моему лбу. Тяжелый судорожный вдох спустя наши губы соединяются, и его умелый язык – ох! – заставляет меня стонать. Его бедра прижимаются к моим в медленном страстном танце, от которого тепло разливается по всему телу.
Сегодняшний вечер кажется нереальным. Нежная мечта, которая испарится, как утренняя роса, с первыми лучами солнца.
Энтони прихватывает зубами мою нижнюю губу, дразня, покусывая, как будто напоминая мне, что он настоящий. Что это действительно происходит. Что мы действительно происходим.
Еще одну страстную минуту спустя я отрываюсь от него.
– Энтони, мы должны…
Дверь за моей спиной открывается, и мы падаем. Каким-то чудом, и этим чудом является ладонь Энтони, мы не разбиваемся о пористые плитки.
– Buonsera[24], синьора Росси. – Шея и подбородок Энтони заливаются краской.
Нонна прищуривается, смотря на его лицо, а затем на руку, обвивающую мою талию, которую он отдергивает, как ребенок, пойманный на краже конфет из банки.
– Добрый вечер, синьор Греко.
Он проводит ладонью по лицу, словно пытаясь прикрыть румянец.
– Энтони просто провожал меня домой, Нонна. – Возможно, потому, что это моя бабушка, или, возможно, потому, что кожа Энтони в таких же красных пятнах, как кожа Маттиа, я не могу сдержать улыбки. – Не нужно устраивать ему допрос с пристрастием.
– Провожал тебя домой, говоришь? – Ее взгляд не смягчается. – У вас двоих были проблемы с поиском дверной ручки?
Моя улыбка становится еще шире.
– Мы еще не приступили к ее поискам.
Она бросает на Энтони сердитый взгляд, такой же крепкий, как чай, который она заваривает утром и вечером.
Я больше не